Сопроводитель

Передо мной — в полукилометре, не больше — располагался опытный животноводческий комплекс. Вернее, то, что должно было им стать — куча панельных каркасов под фермы, силосные башни и прочие сооружения того же рода. Было время, когда сюда завезли даже кое-какое оборудование, но после того, как строительство комплекса в спешном порядке свернули из-за нехватки финансов, бомжи и другие нечестные граждане всю эту механику растащили к чертовой матери.

Так и не состоявшийся свинокомплекс стоял колом уже года три. Единственное, что от него осталось стоящее — это дорога. Знатная трасса, почти по европейским стандартам. Сперва кинули подушку, сверху — бетон и лишь затем все это покрыли асфальтом. Получился почти автобан. Почти — потому что немножко все-таки сплоховали дорожники. Ни подушке улежаться не дали, ни бетону сесть, как следует. И тем не менее, трасса для любимых российских просторов была хоть куда. К тому же все три года, что скончалось строительство, по ней практически не ездили.

Танцевать от свинокомплекса было куда легче, чем неизвестно откуда. Во всяком случае, я теперь определенно знал, куда идти. Понятно, в обратную сторону. Но, кроме того, я знал, куда выйду — на Северное шоссе, примерно в паре километров от того места, где меня тормознул фальшивый лейтенант Саркисян.

И я пошел. А фигли? Если прикинуть по времени, то дело шло к четырем-пяти часам. Полтора часа, от силы, я бороздил дороги, остальное время занимался тем, что дважды побывал в бессознательном состоянии. Но, рассуждая логически, вряд ли все это отняло больше семи-восьми часов. Ну, первый раз серьезным получился. Второй — вообще на несколько минут, не больше. Как человек опытный, я мог судить об этом более-менее уверенно.

Но определить время точнее я все равно не мог — лето, при всех его прелестях, имеет и недостаток: некорректно длинный день. Так, что уже начиная с полудня, я всегда терялся в часах, и уж тем более в минутах — черт их разберет, семь-восемь штук подряд, и все на одну колодку.

В одном я был уверен на все сто — дойти засветло до места утреннего хипеша вполне успею. Шесть километров до Северного шоссе, два — по нему. Часа полтора-два неторопливой прогулки.

И я не ошибся в расчетах, дошел. Болящая голова в этом особо не мешала — она парила где-то выше.

«Тойоту» я приметил издалека. Она стояла на том же месте, где я ее остановил. Белая-белая и одинокая-одинокая. Мне стало ее жалко, как становится жалко все брошенные автомобили, и я прибавил шагу.

Но чем ближе я подходил к машине, тем больше меня одолевали сомнения: а стоит ли ее жалеть? Конечно, оставлять Леонида Сергеевича в «Тойоте» у лже-ментов резону не было — если, конечно, его одного. Но, с другой стороны, одиночество вполне мог скрасить Саркисян. Или автоматчик. Или третий тип, который все время просидел в машине и чью морду лица я так и не успел из-за этого рассмотреть. В общем, они могли — и должны были — укатить на двух машинах. Но не сделали этого. Странно.

Подойдя к «Тойоте», я осмотрелся. И присвистнул. Неподалеку, небрежно брошенные в траву валялись изъятые у меня документы. Это становилось все более интересным. Похитители словно предлагали мне: садись, езжай! А вот дудки! Уж документы-то они должны были забрать с собой. Понимали же, что рано или поздно я приду в чувство и вернусь сюда. А потом, весьма вероятно, отправлюсь вызволять попавшего в неволю престарелого орла Леонида Сергеевича. Поэтому товарищ Саркисян и другие товарищи просто обязаны были попытаться затруднить мне дело, а не облегчить его.

Что-то тут было нечисто. Ну, должно было быть нечисто. А потому садиться в машину я не стал. Фиг вам, дорогие товарищи, национальное индейское жилище. Где гарантия, что вы не напихали полный багажник гранат РГ-5 оборонительного действия? Или не багажник. Мало ли других укромных мест в автомобиле.

Я ограничился тем, что посмотрел на часы — слава Богу, дверное стекло было не тонировано. И понял, что, однако, скаут из меня никакой. Ни костра развести, ни время по солнцу определить. Цифры 17:15 ясно показывали, что в расчетах я, мягко говоря, ошибся.

Хуже было другое. Я был совершенно безоружен. «Беретту», незадолго до хипеша переложенную мной в карман куртки, эти хуцпаны, понятное дело, забрали на память. Ничего взамен не оставив. Рыться в автомобиле в надежде найти еще одну, было небезопасно — кто знает, куда им пришло в голову заныкать бомбу. Любое движение могло стать для меня последним. Я давно ни разу не сапер, а потому решил не рисковать.

Забрав сумку с вещами, которую так небрежно бросил утром на переднее пассажирское сиденье и которую Саркисян сотоварищи почему-то не тронули, я подобрал удостоверение и доверку на машину, где красовалось мое имя и все данные, и побрел прочь, не очень беспокоясь, в каком направлении. Не переживал я и по поводу остальных бумаг. Доверка — дело особое: я не хотел, чтобы меня связали с «Тойотой», случись что, а потому немного погодя разорвал ее на мелкие кусочки и пустил по ветру. Ну, а удостоверение было дорого мне, как память.

Я действительно особо не переживал о направлении движения. Какая, в конце концов, разница, куда идти, если совершенно не представляешь, что делать дальше. Ловить попутку — благо, деньги эти гои оставили при мне; охлопав уже почти просохшие карманы, я убедился в этом, — и ехать. Но куда? Конечно, лучше всего было бы сейчас добраться до своего, пусть и некрасивого, лежбища, принять ванну и упасть на кровать. И пусть они все отдыхают со своим Леонидом Сергеевичем. Три тысячи аванса я, думается, отработал уже одним своим участием в том обилии заварушек, что выпали на сегодняшний день. И никто не сможет меня упрекнуть, что в этой ситуации я умыл руки.

Пораскинув мозгами, я решил остановиться именно на этом варианте, а потому спрятался в кустах и наскоро переоделся в сменку, которая лежала в сумке — как-никак, на десять дней собирался.

6

Клянусь честью последней девственницы Голливуда, — если таковые там, конечно, еще сохранились, — этой грязной, обшарпанной и поношенной девятиэтажке, где мне по недоразумению десять лет назад выделили двухкомнатную квартиру, (причем в обеих комнатах я большей частью прозябал в единичном экземпляре), я не радовался еще никогда в жизни. По крайней мере, так искренне, энергично и с таким напором.

По какой-то неизвестной причине где-то в районе желудка у меня прочно обосновалось мнение, что во всю эту авантюру с поездкой в Томск, Леонидом Сергеевичем и прочими прибабахами, я ввязался напрасно. Я, конечно, никогда не утверждал, что имею семь пядей во лбу, но выкинуть такую глупость — это было слишком даже для меня. И я был рад, что все закончилось так, как закончилось — в первый же день и с минимальными, — опять же, для меня, — потерями. Удар в основание черепа я великодушно решил упустить из виду.

Возможно, в этом неблаговидном поступке было виновато мое полное бездействие на всех жизненных фронтах в последние месяцы. С тех пор, как меня попросили из таксопарка и даже орденом за храброе и довольно честное несение службы в течение почти десяти лет не наградили, я действительно ничего не делал, предпочитая валяться на кровати и время от времени безбожно напиваться. Чем подтачивал свои финансовые сбережения. Три месяца, проведенные в качестве законного супруга — вообще не в счет. В итоге оказался не только без работы, но и без жены и денег на карманные расходы. И был вынужден ухватиться за первое попавшееся предложение. Которое, к сожалению, сделал роялеобразный крепыш.