Охота на охотников

22
18
20
22
24
26
28
30

Ему было уже все равно. С прищемленной пиписькой, с основательно ушибленным организмом, он на мои слова никак не отреагировал.

Не отреагировал и на появившихся через пять минут ментов, которые поднялись по обычной лестнице. Зуева с ними не было, хотя наставления они от него получить успели — если судить по тому, как обошлись со мной. Притом, что я, беря пример с Батона, тоже никак на их появление не реагировал. Сидел себе рядом с телом поверженного врага и курил сигарету. А они набросились на меня втроем, уложили мордой в гудроновое покрытие (я еле-еле от бычка успел избавиться), и, пока двое заламывали руки за спину, третий производил изъятие пистолета. Который, блин, тоже ни на что не реагировал! Лежал себе тихохонько в метре от меня — между прочим, даже без обоймы, которую я предусмотрительно вынул и положил отдельно.

Потом меня взяли под белы рученьки, подняли на крепки ноженьки, на рученьках защелкнули браслетики, а на ноженьках повели к лесенке. Сопроводив сие действо изрядной силы волшебным пенделем — чтобы, значится, мне и в голову не пришло продолжить этот путь волоком. Менты утруждаться не хотели.

Зуев был внизу. Что интересно — абсолютно растрепанный. Что совсем неинтересно — очень злой. Рядом с ним суетился мент-охранник, мой сегодняшний нечаянный напарник. Увидев меня, ведомого его коллегами, он возбужденно махнул рукой в нашу сторону и сказал:

— Так вот этот парень! Это он о нападении сообщил.

— Туманян! — Зуев повернулся к нему с таким видом, словно заколебался выслушивать туманянские глупости еще полтора года назад, но все это время тактично себя сдерживал, накапливая праведный гнев. — Я веду это дело, и я сам во всем разберусь. А этого парня я прекрасно знаю. — И, повернувшись ко мне, ехидно спросил: — Ну что, Мешковский? Отбегался? Решил своих дружков сдать, чтобы самому сухим из воды выйти? Как Иванец в свое время? Не выйдет, друг мой. Мы тоже кое-чему научились. Ведите его к машине.

Последняя реплика адресовалась моим сопровождающим и была сдобрена кивком в сторону «воронка», что стоял с распахнутыми дверями метрах в пяти.

Выходит, прав был мой знакомый мент, говоря, что не миновать мне его? Ну, уж дудки! Меня вдруг разобрала злость, и у самой машины я затормозил, и два мента, тащившие меня за руки, ничего не смогли с этим поделать.

— Дурак ты, Зуев, — сказал я. — Верно о тебе народ говорит, что ты дурак. Я тебе все на блюдечке преподнес — бери этих кадров и раскалывай. А ты рогом уперся. Тебя не в прокуратуру следаком определять надо, а в шахту, чтобы ты без отбойного молотка лбом штольни пробивал.

Зуев, и без того изрядно возбужденный, шагнул было ко мне, но из «воронка» раздался насмешливый голос Акима:

— Да не боись, родной! Поехали с нами на тюрьму. Мы тебя втроячка еще роднее сделаем.

— А мне три жены нахрен не нужно, — бросил я через плечо. — У меня и с одной-то ужиться не получилось.

— Почему три? — Зуев, так и не успевший добраться до меня, резко затормозил. С арифметикой у него, оказалось, был полный порядок.

— Потому что ты идиот, а сюда они втроем приперлись, — я расплылся в довольной ухмылке. Это был мой шанс, пусть и не самый очевидный.

— На крыше был кто-то еще? — Зуев посмотрел на группу, что следом за мной спустила сверху Батона.

— Нет, — растерянно отозвался кто-то из них.

— Тогда где третий? — Зуев зло уставился на меня. — Кто третий?

— Коба, — усмехнулся я. — А ты идиот.

— Заткнись с идиотом! Это не может быть Коба! Мы с него глаз не спускали!

В «воронке» заржал Аким. Я тоже заржал. Только Батон не ржал — он свесил голову и из носа у него капала кровь. Видимо, хорошо о крышу приложился.