Охота на охотников

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ладно, пошли! — оборвал он поток вопросов, рвущихся из меня. Видимо, оценил величину их запасов и понял, что нужно выбирать одно: либо отвечать, либо дело делать. Остановив выбор на втором, приложил ухо к двери и, не услышав ничего подозрительного, приоткрыл ее. Мельком заглянул внутрь, убеждаясь, что посторонних еще нет, и поманил меня. Мол — проходи первым.

— Я под кроватью Иванца спрячусь, — прошептал я. — Где он лежит?

— Справа, — сообщил мент. — Я у двери буду. Ежели что — он на фоне окна хорошо смотреться должен.

Грамотный парнишка. И соображает довольно быстро. Сразу смекнул, что к чему, когда моя информация про окна подтвердилась. Да и после не стал упорствовать впустую, отстаивая свою руководящую роль. И место себе выбрал грамотно. Впрочем, были и проколы. Во-первых, указал мне, где находится лежбище Иванца и даже позволил забраться под кровать. А где гарантия, что я полезу туда исключительно в порядочных целях? Будь я засланный казачок, проткнул бы сейчас Ваню снизу — и дело с концом. И из больницы бы ушел спокойно, пристрелив охранника из второго пистолета, который у засланного казачка непременно должен быть. Ведь они, казачки, на дело с одним стволом не ходят, а мент даже обыскать меня не удосужился. И это был его второй прокол.

На счастье охранника, я засланным не был. А все его оплошности надежно списывалось на молодость и недостаток опыта. Не зацикливаясь на этом, я прошмыгнул в палату и, сориентировавшись, которая из двух кроватей — Иванца, закатился под нее. Чувство, что приходится спасать такую шваль, при всем желании к приятным не причислялось, но я утешился тем, что данное действо необходимо для отбеливания себя перед Зуевым. Причина более чем веская. Хочешь, не хочешь — приходилось стараться.

Мент бесшумно скользнул следом и прикрыл дверь. Наступило время ожидания. Вряд ли тусклый свет, попавший из коридора в палату при нашем проникновении внутрь, мог нас выдать. Так что причин сомневаться в том, что визит состоится, не было. У меня, во всяком случае. Мент, возможно, все еще сомневался. Но это были его проблемы.

Ждать пришлось минуты три. Я даже удивился. У спутников Кобы и без того имелась изрядная фора, а затянувшееся выяснение обстоятельств моего появления в госпитале подарило им еще массу времени. Тем не менее, они не успели провернуть операцию. Наверное, Аким долго не решался начать спуск. Это на земле легко хорохориться, а когда с крыши восьмиэтажного здания смотришь, любой трос кажется ненадежным.

Но он таки решился. Когда за окном послышалась возня, я осторожно выглянул из-под кровати и отчетливо разглядел на фоне более светлого оконного проема болтающееся на веревке тело. Оно немножко потыкало в разные стороны ладошками, корректируя маршрут, потом подергало трос, на котором висело — мол, хорош, клиент прибыл. Когда движение остановилось, в форточку проникла рука, нащупала задвижку и открыла окно.

Остальное было делом техники — забраться на подоконник, а с него спуститься на пол; подтянуть запас троса, чтобы двигаться свободней; склониться над лежащим телом и вынуть нож…

— Вот в такой позе и стой, — посоветовал ему мент очень спокойным голосом, стоило раздаться щелчку выбрасываемого лезвия.

Аким-то, может, и стоял бы, как от него требовалось — не враг же он себе, в самом деле. Только я, тоже среагировав на щелчок ножа, подбил ему ноги. Скалолаз-любитель с грохотом рухнул на пол. Почти сразу на нем оказался мент, решивший пресечь несанкционированные телодвижения, даром, что визитер в них был неповинен. Только рассказать об этом не успел — охранник, не особо задумываясь, настучал ему рукояткой пистолета по голове, и тот отключился. Самое забавное, что во время этого достаточно громкого хипеша ни один из двух обитателей палаты так и не проснулся. Правду сказал Аким — врач, которому он накануне заплатил денег, снотворного не пожалел.

— Вообще-то зря ты ему пистолетом в дыню зарядил, — заметил я из-под кровати. — Это я его уронил.

— А ты чего — не слышал, что я его на мушке держал? — проворчал мент, поднимаясь.

— Когда ронял — не слышал, — заверил я, выбираясь из-под кровати и тоже принимая вертикальное положение. — Как-то оно все одновременно произошло. Да и вообще, когда на мушке держат — это обычно не гремит.

— Не гремит, — мент отряхнул брюки, посмотрел на меня и вдруг как-то уж совсем по-свойски спросил: — Что дальше делать будем?

— А там, на крыше, еще один, — сказал я. — Который Акима спускал. Надо брать. А то если Зуев сдуру с сиреной приедет, парнишка разволнуется и вниз сиганет. Предлагаю план. Я лезу наверх и беру его в плен. А ты стоишь здесь и на всякий случай держишь веревку. Все равно он скорее всего ей обвязался. Лишний контроль не помешает.

— А зачем тогда наверх лезть? — брякнул охранник. — Давай его за веревку и сдернем.

Я было заржал, представив ощущения ничего не подозревающего Батона, которого за веревку стаскивают вниз. Это, наверное, как пиранья в очке унитаза — садишься на него мужчиной, а потом — раз, и все. Сразу и не мужчина, и не женщина. Но потом ржать расхотелось.

— А если он трос не только за пояс зацепил, но еще и за трубу какую? А если он его за пояс не цеплял, в руках держит? Да и вообще. Если ты этого хуцпана даже сдернешь, он в окно четвертого этажа улетит. Потому что до нас лететь два этажа, и после нас, получается, тоже два. А это, между прочим, госпиталь ветеранов. Ты себе представляешь их реакцию, когда к ним в окно непонятно кто залетит? Да они его порвут, как немца под Сталинградом. Нет, уважаемый. Я так думаю — на крышу лезть надо. Давай пистолет.

— А пистолет зачем? — он искоса, подозрительно, посмотрел на меня.