Запоздало метнулся, понимая, что все кончено. Страх промелькнул короткой вспышкой и утонул в другой, яркой, пожирающей его вспышке. Сержант, выждав минуту, спустился вниз с пулеметом и мешком дисков. Исковерканное тело капитана, с полуоторванной ногой и развороченным боком, лежало неподвижно. Заряжающий достал документы, письма. Отвинчивать ордена было некогда, и он выдрал их вместе с тканью гимнастерки.
Осторожно пробираясь мимо догорающих танков, сержант помог подняться раненому механику из их роты, и оба продолжали путь.
– Что, убили комбата? – спросил механик, с трудом подтягивая простреленную ногу.
– Убили, – после короткого молчания ответил заряжающий. – И взводных побило, и остальных тоже.
– Слишком громко «ура!» кричали, – вздыхая, проговорил механик. – И неслись вперед без оглядки. Вот и нарвались в очередной раз.
Вскоре появился командир полка Мельников. С минуту жевал губами, глядя на картину разгрома, и стал быстро, по-деловому отдавать приказы. В любом случае надо было наводить переправу и продолжать наступление.
В последние дни самоходно-артиллерийский полк Тюлькова вместе с танкистами и самоходчиками подполковника Цимбала участвовал в прорыве укрепленных позиций.
Тяжелые установки СУ-122 долбили бетонные доты, вели огонь по вкопанным в землю танкам, нащупывали укрытые в капонирах среди деревьев артиллерийские батареи.
Самоходки СУ-76 шли в атаку, поддерживая пехоту. Такие атаки приносили наибольшие потери. Напрасно Борис Прокофьевич Тюльков доказывал, что лобовые наступления обходятся слишком дорого. «Сушки» выбивают с километра, не дав как следует воспользоваться своими сильными орудиями.
– Маневрируй, ищи укрытия. Выстрел – и снова вперед, – наставлял его полковник из штаба корпуса. – Отсиживаться никому не дадим.
– Маневрируем, – отмахивался уже достаточно повоевавший комполка Тюльков. – В лоб на артиллерию лезть – дохлое дело. Что толку от нашего маневрирования? Немцам безразлично что в лоб, что в борт нас бить. Броня-то, считай, никакая.
Полк держался в основном на «стариках» – Карелине, Чурюмове, Свирском и других ребятах, прошедших нелегкий путь. Машины бросали на участки, где требовалась маневренная поддержка сильных орудий ЗИС-3, забывая, что броня у «сушек» противопульная.
Приспосабливались. Уходили от лобовых, смертельных для легких самоходок атак, продвигались бросками с флангов. Но потери несли постоянно.
Нарвались на замаскированные пушки две машины с новичками. Одну самоходку расстреляли и сожгли сразу. Успел выскочить лишь заряжающий. Вторая получила бронебойный снаряд, разметавший тело наводчика.
Младший лейтенант Егор Трушин, командир машины, сдвинув в сторону то, что минуту назад было живым человеком, хорошим товарищем, и сел за прицел. Механик нырком ушел от снаряда в лоб, а командир успел всадить фугас в 50-миллиметровое орудие, разбив и отбросив его.
Немцы еще широко использовали эти подвижные пушки, пробивающие на 500–600 метров броню всех наших танков обычными бронебойными болванками. Не говоря о специальных снарядах с головками из твердого сплава, бронебойно-разрывных и подкалиберных снарядах.
Младший лейтенант Трушин с крутого разворота успел разбить и вторую пушку, но получил снаряд в моторную часть и выпрыгнул из горящей машины вместе с заряжающим.
Оба были ранены. Немецкие артиллеристы это заметили, и сразу трое погнались за ними. Самоходная установка СУ-76 была сравнительно новым оружием. Немцы имели приказ при возможности брать экипажи подбитых машин в плен, а не расстреливать, как обычно поступали с танкистами.
Заряжающий едва шел, у него были пробиты осколками руки и шея. Глядя на повязки, из-под которых капала кровь, он проговорил, едва не плача:
– Пропадать нам… детей жалко.
ebooksa