Татаринов остановился и стал кулаком стучать себя по лбу. Он выдержал паузу.
— Когда была операция? — спросил он доктора.
— Около трех лет назад. — Сообщил, не моргая, Пинту, пытаясь подняться и одновременно понять, что же там случилось с его коленом.
Татаринов переглянулся со старшим лейтенантом:
— Возможна ли такая ситуация, что ребенку была сделана операция три года назад и уже после этого мы столкнулись с ним?
— Мальчишке, которого мы видели, было лет шестнадцать, если допустить, что он уже в тринадцать сделал себе татуировки до локтя, то тогда доктор говорит правду.
— Логично, — согласился Татаринов. — Доктор нам лапшу на уши вешает.
Пришлось вернуться к пленному.
— Зачем тебе дети? — спросил капитан второго ранга, приближаясь.
— Какие дети? — не понял доктор и снова предпочел сесть на пол, потому что, если бы он остался стоять, падать пришлось бы с большой высоты.
— Русские дети, придурок, зачем тебе русские дети?
— У меня пациенты из разных стран, — промямлил Пинту, глядя в бетон.
— Командир, разреши, я его, на хрен, застрелю? — сообщил свое видение ситуации Голицын, и Татаринов кивнул ему.
Голицын натурально выстрелил — пуля прошла над головой доктора и врезалась в бетон, выбив из последнего фонтаны крошек.
Пинту заорал от страха, в этот момент Татаринов снова подбежал к нему:
— Говори, что это за дети? Зачем тебе дети? Что ты с ними делаешь?!
— Я ничего не понимаю, я врач! — Пинту снова заплакал и сам повалился на бок.
Секунд через тридцать в подвал вкатился пухлый человек с белым лицом и, увидев, что происходит, начал делать гимнастику для глаз, махать руками и хватать воздух ртом.
— Это невероятно, это невозможно! — наконец собрался с мыслями представитель русской дипломатии и посмотрел на зажатого в дальнем углу гаража гражданина Исландии, вымазанного в пыли, украшенного кровоподтеками и пока еще сидящими на носу, но приведенными в полное нерабочее состояние очками. — Вы с ума сошли! — дважды повторил он, как заклинание, последнюю фразу.
— Уже давно, — согласился Татаринов. — А вот вы мне мешаете наслаждаться тем самым состоянием, в которое я вошел.