В квартире было тихо и пыльно. Едва Артем зажег свет, в глаза ему бросился длинный конверт, заботливо вставленный под переплет зеркала. Кто-то побывал в гостях и оставил недобрую весточку.
Тарасов осторожно взял конверт, рассмотрел его на просвет: только бумажный листок бумаги. Он вскрыл письмо и прочитал нацарапанные фломастером слова: «Мы вернемся, и ты умрешь». Коротко и ясно. Слово «вернемся» было написано через «и». Китайский след? Или чеченский? Или родной — русский?..
В квартире ничего не тронуто — даже запасной мобильник со сдохшей батареей лежал там, где Артем его оставил. Они продемонстрировали свои возможности. Теперь дома оставаться опасно. Тарасов механически сунул заляпанный полигонной грязью тренировочный костюм в стиральную машину, прошел на кухню, включил холодильник. Есть не хотелось: ужина, наскоро проглоченного в уличном кафе, до утра хватит. А оружия он по привычке не захватил…
По телевизору шли новости. Показывали недавние события на границе. Бойко тарахтели всезнающие столичные журналисты. Камеры выхватывали то пограничный столб, то мужественное лицо очередного войскового начальника, то блистающий немыслимой чистотой борт боевой машины десанта. Месседж репортажа был ясен без перевода: граница, как всегда, на замке, враг не пройдет, аминь…
«В полицию, что ли, заявить?» — пришла Артему пошлая мысль, и он тут же отогнал ее, представив недовольные физиономии муниципальных ментов, которых оторвали от честного бизнеса на соседнем авторынке. Своими силами надо, майор, только своими…
Легонько урчала стиральная машина, смывая с одежды липкую подмосковную грязь. Дом теперь казался чужим, ненадежным, заброшенным. Тарасов выключил телевизор, заварил крепкий кофе и долго курил, наблюдая, как колечки дыма смешиваются с ароматным паром. Через полчаса, развесив на балконе выстиранный костюм, Артем запер дверь квартиры и потопал по лестнице — лифт, по обыкновению, чинили.
Сегодня, идя по вечерней Москве, Тарасов чувствовал себя в меньшей безопасности, чем совсем недавно под минометным обстрелом. Он смешался с вечерней толпой, но остро чувствовал свою обособленность, отчужденность — явный признак надвигающейся опасности, если уж пользоваться старинными приметами, на которые богат спецназ.
«Где ты, где ты, армейская контрразведка?! — мысленно патетически вопрошал Артем. — Какого черта российский майор должен трястись за свою дешевую жизнь здесь, в черте столицы?!»
— Ваши документы!
Парочка ментов, двигавшаяся по бровке тротуара навстречу, видимо, ощутила нездоровые флюиды, исходящие от Тарасова. Артем молча протянул офицерскую книжку с примятым корешком.
Сержант уныло полистал документ, пытливо взглянул в лицо Тарасову, козырнул, кивнул товарищу, и патруль продолжил свой маятникообразный путь от конца бульвара до утыканной автомобилями стоянки перед «Рамстором».
Леденящий холодок страха, который Артем ощущал еще несколько минут назад, сменился злой и холодной решимостью. Сейчас ему хотелось встретиться лицом к лицу с теми, кто желает его смерти. «Покажись! Ну покажись, мразь! — твердил про себя Тарасов. — Покажи свои рожки!» Но толпа была, как всегда, текуча и безмолвна.
Волнение его нарастало — как однажды в темном ущелье, когда на колонну обрушились очереди крупнокалиберных пулеметов, и грохот от рикошетящих от брони пуль смешивался с воплями раненых и шипением взлетающих в чужое небо сигнальных ракет… Все было как тогда, только сейчас враг неизвестен, а значит, вдвойне опасен… Уж лучше бы началась война. Вторжение. Лучше бы «Гамма» сейчас с боем рвалась к недостижимому Тифлису, а боевой комбат сидел бы в головной машине и, надев на трещащую от забот и грохота взрывов голову наушники, отдавал резкие, как удары хлыста, приказы…
Звонок мобильного телефона вывел Артема из транса. Номер, высветившийся на дисплее, был незнакомым.
— Да, я слушаю, — сглотнув слюну, глухо проговорил в трубку Тарасов.
Услышанное оглушило его, накрыло взрывной волной.
— Тема, прости меня, пожалуйста! — пропел лживый девичий голосок. — Я тебя напугала, наверное?
— Анька, ты?! — ошалело спросил Артем, застыв посреди тротуара наподобие соляного столба. — Ты?!
— Ну да, я, — отозвалась девица. — Ты меня уже простил, да?!
— За что, черт?! — начал раздражаться от глупого разговора Тарасов.
ebooksa