— Какого черта ты меня вызывал! — в сердцах матерился Кузьмич утром. — Знал бы ты, какая цыпа грела мне бочок.
— Кончай заливать. Ты ведь спал как сурок.
— Серега, в мои годы на марафонской дистанции нужно беречь силы, — отступил на запасные позиции Кузьмич. — Ну, вздремнул чуток. Так ведь ожидалось продолжение.
— Кузьмич, твои парни могут держать язык за зубами?
— Я бы не поручился. Нет, закладывать никто не побежит. Но в хорошей компании, да под водочку… чего только не наговоришь, когда расслабляешься. Ты что-то опять задумал?
— Я хочу, чтобы свою ночную вылазку ты представил как инициативу Латышева. Пусть даже в моем исполнении. Но это в крайнем случае, если сильно прижмут. Мне бы не хотелось светиться.
— Хе-хе-хе… С тебя причитается. Я как в воду глядел. Что нас сорвал Латышев, уже знает каждая собака. Так я и в рапорте напишу.
— Спасибо, Кузьмич. — Я от всей души потряс ему руку.
— Серега, я не пальцем деланный. Лучше уж мне одному плести байки по поводу разборки, чем мы будем вдвоем кукарекать на разные голоса. Латышев — шеф, с его трона видней, на кого плюнуть, а кому конфетку бросить.
— А если спросят, почему не вмешался?
— Ну ты даешь! — Кузьмич расхохотался. — А когда мы вмешивались в разборки? Да пусть перестреляют, суки, друг друга до единого. Только дышать в городе станет легче.
— И то…
— Серега, а все-таки, что было на самом деле? Чей там спецназ шустрил?
— Разборка, Кузьмич, разборка…
Я посмотрел ему прямо в глаза долгим взглядом.
— Понял, — кивнул Неделин. — Лишние знания обременяют человека. Извини. Наверное, стар становлюсь.
Мы расстались, довольные друг другом.
Под впечатлением разговора с ним я ходил часа два: общение с Кузьмичом мне всегда доставляло удовольствие.
Он никогда не лгал, не притворялся, не закладывал. А когда дело доходило до драки с вышестоящими, первым подставлял свою грудь под залпы начальственного гнева.
К обеду мое приподнятое настроение улетучилось. Эйфория боя, взбурлившая мою кровь и взбудоражившая нервы, сменилась отрешенностью и гнетущей усталостью.