Демьян наклонился и подхватил ее на руки, легко, невесомо понес ее в сторону от тропинки к изрезанной овражками, заросшей высокими кустами толстого репейника кромке обрыва.
Колючки цеплялись и больно царапали ноги сквозь ткань, но Демьян не замечал их, только выше старался поднять драгоценную ношу, чтобы ее не побеспокоил настырный репей.
Песчаная расщелина перед ногами расширилась на пару метров, и Гвоздев играючи спрыгнул вниз, пружинисто приземлившись на мягкий речной песок. И так и остался стоять, замерев, держа Стешу на руках. Она обвила его шею руками и тоже не расцепляла свой «замок» на его потном загривке.
Серый бархат ее глаз объял все вокруг, всего его взял с головой, погрузил в свой сияющий блеск без остатка.
— Опусти же меня на землю, — прошептала Стеша.
— Не отпущу, — в тон ей, шепотом ответил Демьян. — Ты сама не даешь мне… Держишь меня…
— Нет, ты! — игриво, с улыбкой возразила девушка.
Так они спорили несколько секунд, пока он не поймал ее губы на полуслове, не дав закончить начатое. Пока длился их бесконечный поцелуй, его руки бережно поставили ее тело на песок, и Демьян почувствовал всем своим существом, какое молодое и влекущее тело под Стешиной гимнастеркой, стянутой на узенькой талии поясным ремнем, какая она удивительно красивая и как он ее любит.
Губы его прерывали поцелуй, с трудом размыкались с ее губами, чтобы прошептать слова, идущие из самой глубины, рождавшиеся где-то в самом сердце.
— Стеша! Стеша… какая ты красивая! Я люблю тебя, Стеша! Люблю… люблю…
Пока губы шептали бессвязные, самые главные в жизни слова и снова отыскивали влажные, манящие губы возлюбленной, руки делали свое дело, освобождая молодость и красоту от лишнего, наносного, ненужного, от поклажи, которую навьючила на юные тела и души сволочная война. Ремни, санитарная сумка, гимнастерки…
Все это падало к ногам, словно ненужная по осени ветвям листва, словно балласт, мешающий воспарить наполненному горячим газом воздушному шару. Тела и души становились все легче, все невесомей.
Они становились одним телом, одной душой, воспаряющей в вышину, в облако ласки и страсти, которое делалось все более перистым, окутывало все плотнее, все безогляднее, до надрыва, до стонов, до закусанных губ, до выжатых до белизны фаланг пальцев, до немолчного звона, стиравшего все границы, все очертания, сметавшего прочь ужас и грязь бесконечной, вечной, как мир, как боль и как страх, войны…
Демьяна вернул из небытия неясный мерный гул, сначала неброский, но становившийся все более навязчивым, исподволь проникающим в мозг и зудящим, свербящим его изнутри и так и эдак, на все лады…
— Стеша… Стеша… — прошептал он губами в самую раковину девичьего ушка, трепетного, совсем еще юного, как сама весна.
Щека Степаниды лежала на его плече, и ее ровное дремлющее дыхание обдавало его подбородок снизу каким-то чарующим, земляничным ароматом.
— Стеша, ты слышишь? — более громко спросил он.
— Да, слышу, — потягиваясь в сладкой неге, отозвалась она. — Слышу, как стучит твое сердце… Милый…
Демьян умолк. Он старался впитать до малейшей доли звука произнесенное ею слово. «Милый»… Еще никто никогда в жизни не называл его так, по-настоящему, как женщина может назвать мужчину. Своего мужчину…
— Повтори…
ebooksa