Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Нет, Цыпленок, это, должно быть, «штуки». Когда наши прорвались, русские начали подводить резервы, а те хотели ударить нашим во фланг.

— Хотели!

— Да, когда я снова буду в Берлине и встречу солдат Германа в шарфиках, обязательно их поприветствую.

Блондин рассмеялся. Пошел шире и догнал бежавшего перед ним Петера. Тот сдвинул каску далеко на затылок, на шее у него висела пулеметная лента, пулемет — наискось на плече, лицо его было напряжено и перекошено.

— Закурим по одной, Петер?

Ответа не последовало. Блондин снова достал пачку сигарет и постучал по ее ребру указательным пальцем.

— Ты видел танки?

Он искоса посмотрел на соседа.

— Эрнст думает, что это были уже резервы. Они должны были ударить «Тиграм» во фланг.

Впереди опять загремели танковые пушки.

— Хорошее дело там, впереди, заварилось. Но теперь — успеется.

— Все равно — дерьмо, — проворчал Петер сквозь зубы.

— Ты что? Мы же прорвались! Сейчас иван побежит!

— А мне пофигу. — Лицо Петера было словно серая маска. Желваки перекатывались, пальцы побелели, настолько крепко он сжал пулемет. «Бедняга, — подумал Блондин, — так ему смерть Вальтера ударила по нервам».

— Это ты из-за Вальтера?

Ответа не последовало.

— Ты думаешь, тебе одному так? Я тоже видел, как Вальтер упал. И выл от бешенства. Но чем это поможет?

— Ничем! — это прозвучало, словно скрип зубов. — Пуля в голову, и все прошло! А за что? Можешь ты мне сказать, за что?

Блондин тупо потряс головой. Через некоторое время он сказал:

— За что — всегда один и тот же вопрос, Петер. А ответ, если он вообще существует, ты так же не знаешь, как и я. За что? Всё слова. Мы топали, ехали, жрали, стреляли, и пока мы этим занимаемся, будем спрашивать. И будем спрашивать до тех пор, пока не надо уже будет топать, ехать и стрелять. — Он сплюнул и снова взялся за пачку сигарет.