Я – бронебойщик. Истребители танков

22
18
20
22
24
26
28
30

– Андрей, я так переживала за тебя. Погляди, что творится?

На повозку укладывали молодого бойца с оторванной, туго перетянутой под коленом ногой. Лицо было белым как мел, парень был без сознания. Рядом положили младшего лейтенанта с перевязанной грудью. Он тяжело дышал, на губах вскипали розовые пузырьки. У него было пробито легкое.

Нам не удалось даже поговорить с Симой. Медики спешили обработать раненых и отправить их в санбат, а самим предстояло срочно догонять головные батальоны. Мы обнялись, по щеке девушки скатывалась слеза.

– Не раскисай, – тряхнул я ее.

– Я в порядке. Береги себя, слышишь!

Она махала мне рукой, догоняя повозку с красным крестом на брезентовой крыше. Санрота двигалась на запад, догоняя первый и третий батальоны.

Зайцев отправил меня и несколько человек из роты ПТР собрать останки Родиона Шмырёва и его помощника. С нами был санитар, который раздал нам несколько старых плащ-палаток.

Лучше не вспоминать, как собирали мы куски человеческих тел и складывали в плащ-палатки. Когда увязали телефонным проводом два тяжелых тючка, санитар достал фляжку с водкой, и мы помянули погибших товарищей.

Уже в сумерках мимо нас на скорости прошла колонна танков, машин двадцать. Ступак проводил их хмурым взглядом, сплюнул:

– Где вы раньше были? У меня рота целиком накрылась и артиллерийский взвод.

Комбат, меняя свои привычки, не ломился сегодня в лихую лобовую атаку. Роты обходили немецкие позиции с флангов под прикрытием нашей немногочисленной артиллерии.

И дрались вроде неплохо, но батальон потерял убитыми и ранеными сто семьдесят человек. Ступак, планируя удар, не ожидал таких потерь. Погибли четыре молодых командира взвода, мы лишились артиллерии. А завтра с утра придется наступать.

Вместе с комиссаром они до ночи занимались организационными делами. Заменили раненого командира роты, поставили на место убывших взводных опытных сержантов. Многие отделения возглавляли рядовые бойцы, которым присвоили сержантские звания.

Вечером перед нами выступил комиссар полка. Оживленно жестикулируя, он рассказал, что наступление развивается успешно. Наши войска с боями продвинулись на пятьдесят километров, немцы в беспорядке отступают и несут большие потери в живой силе и технике.

Мы видели трупы немецких солдат, перепаханные артиллерией укрепления, разбитые бетонные доты. В одном месте, на обочине дороги, осталась брошенная батарея тяжелых 150-миллиметровых орудий.

Неподалеку устроили привал. Сходили, глянули на немецкую технику. Все четыре орудия артиллеристы успели взорвать, чтобы они нам не достались. Закладывали заряды в ствол, и взрывы разворачивали концы стволов лепестком. Поразила толщина стволов и массивные станины.

– На двадцать четыре километра снаряды кладут, – объяснял нам Зайцев. – И прицельность точная. Не дай бог под их огонь попасть.

Нас удивило, что такие тяжелые пушки перевозят на конной тяге. Неподалеку лежали несколько убитых артиллеристов и огромных лошадей – першеронов.

– На лошадях сматывались, – заметил кто-то из бойцов.

Хотя мы не были на острие наступления и не знали полностью обстановку, вид брошенной и уничтоженной немецкой техники вызывал воодушевление.