Он не осознал, в какой момент кончилась пытка. Просто когда Эдвард отпустил его, он переломился пополам, склонившись лицом к своей моче и блевотине, и ни о чем, кроме боли, оставившей его тело, но бродившей где-то рядом, не думая.
– Поднимите его, – послышался, как из поднебесья, голос Макса.
Охранники подхватили Старого, усадили на табурет, поддерживая с двух сторон.
Макс покачал головой.
– Вы крепкий орешек, да?
Постепенно взгляд Белова сфокусировался на нем.
– А вы все еще боитесь освободить мне руки? – прохрипел он.
Макс усмехнулся, глянул на Эдварда, по-прежнему стоящего за спиной пленника.
– Ну что?
Эдвард дернул губой.
– Бесполезно. Либо он говорит правду, либо ничего не знает. Но следующий заход его убьет, точно.
– Слышите? – обратился Макс к Старому. – Третий раз будет для вас последним. Хотите продолжить? Или остановимся на этом? Выбирайте.
Белов вдруг засмеялся.
– Чего вы? – не понял Макс.
– Забавно, – ответил, сотрясаясь в нервном припадке Белов. – Я еще могу выбирать…
Макс переглянулся с Эдвардом. Тот скептически поджал губы.
– Только время потеряем.
– Ладно, – сказал, подымаясь, Макс. – Снимите с него наручники. И уберите в камеру. А сюда давайте второго. Посмотрим, что он скажет.
Старый до того отупел от перенесенной боли, что даже не почувствовал, как с него сняли наручники. Только в камере, когда его швырнули на пол, руки напомнили о себе колющей, как с мороза, болью. Майор принялся растирать их и шевелить пальцами, с радостью ощущая, что снова может сжать кулак. О том, что с ним было пять минут назад, он не думал – психика таким образом защищалась от последствий пытки.
И только когда в уши ударил тонкий и долгий крик – не крик даже, а визг, словно кричало насмерть раненное животное, – Старый замер и покрылся ледяным потом.