Генерал сначала растерялся, а затем неожиданно испугался. Неизвестно, откуда в кабинете кайзера появился лист бумаги, а затем неизвестно откуда прилетит пуля…
– Ваше императорское величество, отдайте приказ об усилении мер охраны!
– Уже приняли, но спокойным я себя почему-то не чувствую.
– Разрешите мне вам кое-что сказать, ваше величество?
– Для этого и звоню, Эрих. Мне нужен твой совет.
«Это его почти дружеское обращение говорит о том, что он не только крайне взволнован, но и испуган».
– Ваше величество, может, дать ему понять, что мы не хотели ничего плохого. И попросить… гм… его совета, чтобы избежать… – генерал чувствовал себя неловко за просительный, столь несвойственный ему тон, но поделать с собой ничего не мог.
– Генерал, вы понимаете, что говорите?! – перебил его слова и мысли раздавшийся в трубке, резкий и злой голос императора.
– Извините, ваше императорское величество! Такое больше не повторится!
«Напыщенный и самоуверенный индюк!» – вдруг неожиданно подумал генерал, который раньше старательно не допускал подобных мыслей, и сейчас ему от этого стало легче. В следующую секунду трубку на другом конце провода положили. Генерал, уже не сдерживая себя, швырнул трубку на рычаг, потому что внутри него все ходило ходуном.
«Только о себе думает, этот надутый фазан! А о том, что произойдет в следующем году, кто подумает?! Кто, спрашивается?! Майн гот! Если русский прав, то о том, что случится с Германией, знают только два человека! Если император ничего не предпримет, то… всему конец! Империя рухнет! Надо что-то придумать. Но что?! Мне нужен совет! Нужен хороший совет!»
Вдруг генерал вспомнил слова из разговора со своим давним другом, генералом кавалерии Генрихом фон Далленом, с которым судьба свела его пару месяцев тому назад в Берлине. Тот намекнул ему тогда, что Германию, возможно, ждут великие перемены, но Эрих фон Фалькенхайн старательно сделал вид, что не понял намека.
«Я верю, что скоро настанет время, Эрих, когда за нас перестанут думать и мы будем решать свою судьбу сами. Ты веришь, мой друг, в великую Германию? Ты умный человек. Нам именно такие и будут нужны. И помни, если в твоей душе появятся сомнения и будет нужен совет, вспомни обо мне».
– Да, мне нужен совет, – прошептал он вслух, даже не заметив этого. – Возможно, ты и прав, Генрих. Может, действительно пришло время думать и решать самим.
Эпилог
Я стоял на краю летного поля и смотрел, как истребитель выделывает в воздухе фигуры высшего пилотажа. Стоявший рядом со мной штабс-капитан Роднин, командир воздушного отряда, не удержавшись, уже во второй раз похвалил своего летчика.
– Молодец! Молодой, а авиатор из него… Талант у него к этому делу, Сергей Александрович! Вон, какие петли рисует! Просто загляденье!
Бросив искоса взгляд на крепкую и жилистую фигуру офицера, ветерана, прошедшего германскую и австрийскую войну, имевшего два ранения и две награды за храбрость, я незаметно усмехнулся его по-детски восторженному выражению лица, с каким он наблюдал за показательным полетом. Несмотря на сорок два года и обильную седину в волосах штабс-капитан был истовым фанатиком воздухоплавания.
– Спорить не буду, Павел Андреевич. Ваш подпоручик – авиатор, скажем так, от бога, – я повернулся к нему. – Когда едете?
– Аэропланы мы приняли, бумаги все подписаны. Вы просто не представляете, какие мы машины получили! Легкие, быстрые! Сказка, а не аэроплан! Вы бы только видели… – но, увидев мой насмешливый взгляд, смешался и сменил тему. – Сегодня показ закончим, день на отдых и вылетаем к месту службы.