Ротмистр Сакуров, в кабинет которого доставили задержанных оппозиционеров, подошел к окну, некоторое время наблюдал за разбушевавшейся толпой, после чего развернулся к либералам и неожиданно сказал:
– Знаете, господа, не буду я принимать к вам никаких мер. Идите с богом!
В воздухе повисло растерянное молчание, были только слышны за окном приглушенные крики разъяренной толпы. Только спустя минуту раздались отдельные голоса, в которых явственно звучал страх:
– Вы не посмеете, ротмистр! Нет, вы не можете так с нами поступить!
– Почему, господа? – и следователь сделал удивленное лицо. – Вы же заодно с народом! Вот я приглашаю всех вас объединиться в едином порыве с простыми русскими людьми! Они там вас уже заждались! Идите, господа, идите!
– Вы нас хотите убить руками этой черни?! У вас это не выйдет! Мы будем жаловаться государю!
– Сколько угодно, господа! – нагло усмехнулся ротмистр, стоя под большим портретом Николая II, висевшим над его рабочим столом. Нарисованные глаза государя России смотрели сверху на либеральную интеллигенцию зло, жестко и издевательски. Именно таким виделся испуганным господам либералам его взгляд. Только сейчас до них дошло, что все услышанное вчера являлось не пустой угрозой, как и предложение ротмистра выйти на улицу к разъяренной толпе не казалось уже издевательством. Ведь он может так сделать, читалось в затравленных взглядах. Жандарм с немалым удовлетворением какое-то время наблюдал за нарастающим страхом в глазах бывших депутатов Государственной Думы, а потом вдруг сказал:
– Если позволите, господа, я вам дам маленький совет.
– Мы слушаем вас! Говорите!
– Уезжайте подобру-поздорову из России. И дорогу сюда забудьте!
– Вы не смеете так говорить! Это произвол! Мы будем жаловаться!
– Мое дело сказать, ваше дело решать! На этом разговор закончен! У меня много работы! Извольте выйти в коридор! – ротмистр подошел к двери, приоткрыв ее, подозвал командира конвоя. – Прапорщик! Эти господа свободны! Не препятствовать им!
– Слушаюсь, господин ротмистр! Гм! Только народ там собрался… Как бы чего не вышло!
Ротмистр усмехнулся:
– Ладно! Так и быть, осторожно выведите этих господ черным ходом.
После этого случая на вокзале Петербурга можно было нередко увидеть «спасителей России», уезжающих за границу.
Ситуации, подобные этой, сотнями происходили по всей России. Начиная от Москвы и крупных губернских городов и кончая уездными городками на границах России, везде шли обыски и аресты. Информация, накопленная за последние несколько месяцев слежки, подкрепленная рапортами филеров и информаторов, сейчас вся, без остатка, шла в дело. Жандармы и полицейские врывались в подпольные типографии, на заседания рабочих ячеек, в квартиры, служившие складами для листовок и оружия, в мастерские для изготовления бомб. Конвейер задержаний не останавливался ни на минуту, находясь в движении круглые сутки, и тут неожиданно выяснилось, что подавляющее большинство задержанных были не в курсе появления новых законов, ужесточивших наказания за политическую деятельность. Многие из арестованных, узнав об этом при задержании, по-другому начинали смотреть на свою роль в политическом движении, поэтому все чаще становились диалоги, проходящие в подобном ключе:
– Не стращайте меня попусту, господин следователь! За мои, как вы утверждаете, противоправные действия мне грозит, от силы, два года поселения! Уж я-то законы знаю!
– Знаешь? Ну-ну. Мы с тобой уже второй раз видимся, товарищ Василий. Или как будет правильнее, крестьянин села Атемар Саранского уезда Пензенской губернии Трофим Степанович Васильчиков. Я не ошибся?
– Не ошиблись, господин следователь.