– Все у вас?
Вместо ответа я протянул ему два листа бумаги со списком лиц, сочувствующих заговорщикам. Пятьдесят три фамилии. Царь взял его с той же брезгливой миной на лице и стал читать:
– Полковник гвардии. Ротмистр. Генерал. Чиновник Министерства иностранных дел. Камергер. Князь. Полковник-интендант, – не досмотрев до конца список, он поднял на меня глаза. – Это тоже заговорщики?
– Они знали о существовании заговора, ваше императорское величество.
– Вы их тоже предлагаете повесить? – со злым сарказмом поинтересовался у меня государь.
– Нет, так как их прямая вина не может быть доказана, но, тем не менее, меры в их отношении необходимо принять.
Император покачал головой. Своим жестом он как бы подчеркивал свое сомнение в правильности моих слов.
– Среди них есть носители известных аристократических фамилий, которые стоят у трона Романовых две сотни лет, и мне сомнительно, что они способны на предательство!
«Причем здесь это? – недовольно подумал я. – Суть в их предательстве, пусть даже не прямом, а не в родовитости. Разве это не очевидно?»
Император с явным недовольством посмотрел на меня и медленно произнес:
– Нельзя осуждать людей только за неосторожно высказанные слова!
– Вы забываете, ваше императорское величество, что целью заговорщиков было убийство лично вас, а значит, они были соучастниками этого преступления. Как это ни назови, но это то же самое предательство.
– Вы хотите, чтобы в отношении этих людей началось расследование?
– Хотелось бы, но вы ведь не разрешите?
– Нет! – излишне резко ответил на мой вопрос император. – Если у вас есть что сказать – говорите!
– Во власти таким людям не место!
Император обреченно вздохнул и сказал:
– Говорите. Я слушаю.
После того, как я поведал государю о своем плане, он какое-то время обдумывал мою мысль, но потом, явно нехотя, дал свое согласие.
Спустя несколько дней пятьдесят три человека были собраны в зале Главного жандармского управления. Из них было только шесть женщин, остальные представляли мужскую половину человечества. Я подозревал, что многие перед этим успели попрощаться с семьей и родственниками, а кое-кто из них, не ограничившись этим, вполне возможно, даже составил завещание. Когда они входили в зал, то, встретившись со знакомым, здоровались друг с другом тихо и осторожно, словно повстречались на похоронах, а на других, незнакомых им людей бросали исподтишка взгляды, а если случайно встречались с ними глазами, то сразу их отводили. Страх и напряжение просто витали в воздухе. Наконец, спустя двадцать минут, полных тревожного ожидания, двери открылись, и в зал вошел генерал Мартынов с папкой в руке. Вместе с ним зашли два жандармских офицера, которые закрыли дверь и с самым мрачным видом встали по ее бокам. Тревожная атмосфера сгустилась до предела. Генерал вышел к небольшой трибуне. Положил на нее папку, потом ее открыл. Поднял глаза, оглядел суровым взглядом присутствующих.