— И вам не стыдно!
По красному лицу Чугунова было видно, что ему стыдно, а желтый, как Кощей Бессмертный, Гуревич, казалось, гордился своим поступком. Его нервозность выдавали постоянно двигающиеся пальцы рук, похожие на щупальца медузы.
Объяснение разгневанных старших офицеров состоялось после обеда, в командирской каюте. Там присутствовал и механик. Оказалось, кто-то рассыпал в каюте механика и «флагмана» порошок ЯДГ (учебная ядовито-дымная граната), отравляющее вещество типа хлор-пикрина, имеющее свойство вступать в бурную реакцию с водой. Механик быстренько протер опасное место спиртом, после чего лег спокойно отдыхать, а Гуревич, тоже заметивший щепотку порошка у порога каюты, смахнул его вымоченной в воде тряпкой. Произошла химическая реакция, превратившая воздух каюты в выгребную яму. Взбешенный и ничего не понимающий Гуревич бросился к старпому. Чугунов же наотрез отказался посылать моряка для уборки каюты, да еще и нагрубил вдобавок. В итоге произошел конфликт, свидетелем которого и стал Куринов. А отравляющее вещество, понятное дело, принадлежало корабельному химику. Нетрудно было догадаться, что с целью мести он подбросил его в каюту лысого механика. Загадкой оставались подобные действия по отношению к Гуревичу, который не обижал Папуту. По случайности их каюты находились рядом, и корабельный «террорист», видимо, решил действовать наверняка. Спросить об этом Папуту не было возможности, он находился на острове.
Чтобы загладить неприятный для всех сторон инцидент, Куринов, оказывая Гуревичу особое доверие, попросил его проверить готовность артустановок, объяснив отсутствие командира ракетно-артиллерийской боевой части необходимостью сопровождать береговую группу. Гуревич не оценил поступка командира, сморщил, словно от головной боли, желтую кожу у переносицы, тем самым подчеркивая свое превосходство как представителя штаба, и недовольно буркнул: «Добро!»
Время на корабельных часах показывало ровно 14.00. Часть личного состава отдыхала после вахты. Свободные от дежурства занимались приборкой на боевых постах. Временно образ жизни моряков замкнулся в коротком пространстве от камбуза[34] до крошечного помещения с местом по боевому расписанию.
Стояли по-ходовому, готовые в любую минуту экстренно выйти в море. Моряки еще говорят «под парами», когда работают главные и вспомогательные машины и механизмы.
От высадившейся на остров группы известий не поступало. Зато каждые полчаса шлюпочная группа Папуты передавала односложно флажным семафором[35] — «У нас порядок».
Куринов вызвал к себе штурмана. Потребовалось время, чтобы вычислить, у кого в этот раз заснул старший лейтенант, считавший сон милее женской ласки. Обычно отсыпался у своего друга, командира электромеханической боевой части, попросту «меха». Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, похожий на испуганного котенка с полуоткрытым ртом, штурман предстал перед командиром.
— Если хочешь жить в уюте, — начал Куринов вместо приветствия, а тот с детской непосредственностью продолжил:
— Спи всегда в чужой каюте.
— Сколько тебя знаю, ты всегда норовишь заснуть где угодно. Как это у тебя получается?
— Товарищ командир, вы обязаны спать на корабле в строго отведенном месте. А про штурмана, где ему спать, в корабельном уставе не сказано.
— Хватит дерзить! — перебил Куринов обычное разглагольствование старшего лейтенанта. — Поднимайтесь в штурманскую рубку и подготовьте маршрут следования на базу.
— Товарищ командир, а время выхода известно?
Вместо ответа он услышал осторожное постукивание в дверь, которое, по морским поверьям, предупреждало о грядущих неудачах. Показалась взлохмаченная белобрысая голова корабельного «психолога» старшего лейтенанта Будкина. Их взгляды встретились. У Будкина вспыхнула радость охотника, поймавшего добычу. Прямо с порога вошедший начал жаловаться на штурмана:
— Товарищ командир, штурман, несмотря на директиву министра обороны, после обеда не проверяет в кубрике свой личный состав. В результате моряки остаются без соответствующего внимания. После обеда его вообще не найдешь, а вечером в кают-компании бьется в «шекбеш» вместо занятий с подчиненными.
Здесь психолог Будкин слегка лукавил. Он и сам был не прочь погонять вечернюю «шашечку», а то и выиграть у штурмана пару бутылок китайского пива. Моряков-контрактников он побаивался, поэтому предпочитал работать с офицерами.
А корабельные офицеры, как и западный мир, давно уже смирились с двойной моралью. Днем боролись за дисциплину, а вечером сами же ее нарушали. Тихо пили по каютам или гоняли «костяшки» в кают-компании на бутылку пива.
— Товарищ командир, штурман на мои замечания в кают-компании ругает вас за то, что лишаете офицеров личного времени. Но его не может быть на корабле! Правильно я говорю товарищ командир? — продолжал Будкин «сдавать» штурмана.
Зная о скором уходе Куринова с корабля, он торопился показать свою преданность, полезность и принципиальность в расчете на командирскую благодарность в виде досрочного присвоения очередного звания капитан-лейтенанта. А штурман между тем начал защищаться: