— Быть того не может. Они перевирать не станут.
— Кто «они»?
— Безуховы… или как их там? Тьфу, дьявол, фамилия из головы вылетела. — Григорий раздраженно ударил кулаком по баранке. — Папаша и сын с невесткой. Они мировой сериал про Серегу отсняли лет десять назад. Я как посмотрел, так сразу понял: наши люди, великорусские.
— И все-таки почему фотография мертвого Есенина? — повторил вопрос Евсеев.
— Это фото в каждой серии показывали, — пояснил Григорий. — Оно как напоминание.
— О чем?
— О чекистах-инородцах, что Россию-матушку кровью залили. Иуда Троцкий и компания. Вот змеи подколодные! Годами вокруг Есенина увивались, своего часа ждали, чтобы ужалить. Цирлихи-манирлихи всякие. Заманили в «Англетер», тю-тю-тю, ля-ля-ля, а сами удавку на шею и канделябром! Сергей как чувствовал, когда писал, что, мол, в этой жизни умирать не просто, но и жить, поверь мне, нелегко. — Григорий понизил голос: — Черный человек знаешь кем был взаправду? Сталиным. А Сталин кто был по паспорту? Грузин. Джу-га-шви-ли. Нас всех, русских, гнобят кому не лень.
— А мы? — спросил Евсеев.
— А мы — вот, — Григорий кивнул на фотографию. — Не тоскуем, не грустим, не плачем. Или как там у Высоцкого? У обрыва, возле пропасти, по самому по краю!
Евсеев привалился к дверце.
— Я подремлю, ладно?
— Вот так и страну продремали, — с укором произнес Григорий. — Спасибо, остались еще люди вроде Безуховых. Актера, который Есенина играл, знаешь как зовут? Между прочим, тоже Сергеем. Эх, пейте водку в юности, бейте в глаз без промаха!
Евсеев притворился, что клюет носом, а потом и впрямь заснул и очнулся лишь в сумерках, когда Григорий требовательно потряс его за плечо.
— Тебя где высадить? — спросил он мрачно, явно недовольный тем, что попутчик не пожелал поддерживать беседу о поэзии.
— Мне станция нужна, — хрипло сказал Евсеев, незаметно косясь на «молнию» своей сумки, пристроенной на коленях.
— Две сотни добавишь? А то мне крюк делать.
— Делай. Я заплачу.
— Деньги вперед, — потребовал Григорий. — И никаких гвоздей.
Последняя фраза могла означать, что он знаком не только с творчеством Есенина, но и Маяковского, однако проверять свою догадку Евсеев не стал. Он молча заплатил, молча закрыл глаза, а когда открыл их вновь, то находился уже в месте назначения.
Железнодорожная станция «Мирная» вполне соответствовала своему названию. Здесь почти всегда царила тишь, за исключением тех дней, когда на станции куролесили местные дебоширы и выпивохи. К счастью, это случалось нечасто, так как доходы не позволяли им пьянствовать регулярно.