Американский ниндзя 1-2

22
18
20
22
24
26
28
30

«Я не понимаю…» — взглядом отвечал Джо, не осмеливаясь перебить, но Суюки читал его вопросы по лицу.

«Рано или поздно ты это поймешь. Добро и зло всегда шире, чем тебе будут подсказывать корни, если слушать только их. Если замкнуться на них — солнце так и останется далеко. Учись понимать и видеть все шире — вот чему я хочу научить тебя. Пусть искусство поднимет тебя вверх».

— Я помню, помню…

— …я учил твое тело и чувства, чтобы ты мог занять место на поле чести.

— Да, Учитель…

Джо опустил полегчавшую чашку на стол, позволил рукам свободно упасть на колени и перенесся в прошлое.

На Суюки была надета японская военная форма — Джо только сейчас разглядел и понял это. Даже потом, когда одежду достать стало можно, он не хотел ее менять, она была как напоминание о своем пути. Суюки был воином и не знал иного, военная же форма была для него символом смысла его жизни, которая, как казалось ему тогда, пришла к логическому завершению.

Остров был необитаем, мир оставался за океаном, и, лишенный возможности быть тем, кем он должен был быть по призванию, Суюки перешел от жизни к существованию. Нет, он вовсе не падал духом, но все так же устраивал сам для себя тренировки, бегал, стрелял, вырезая из веток новые стрелы, но знал: будущего впереди нет. Когда волны вышвырнули на берег ребенка, он не сразу переменил свое мнение. Затем ему подумалось, что он исчерпал в себе еще не все: пусть как воин Суюки был выброшен из мира, но он еще мог быть учителем, передать свои знания и опыт маленькому, теперь одному ему принадлежащему человеку. Так возник новый смысл. Он не верил, что когда-нибудь сумеет покинуть остров, не верил и в то, что это удастся сделать Джо, — но отдался единственному новому занятию всей душой.

Джо оказался понятливым учеником. Свою новую жизнь он воспринял как должное, напрочь забыв о том, что было до встречи с Сроки.

Он лазил по деревьям, стрелял, как стрелял Суюки, танцевал ката, рубил мечом надетые на палки тыквы и комья глины, осваивал искусство палочного боя и метания сюрикенов… Глядя на его быстрый рост, Суюки ощущал себя настоящим художником, скульптором человеческой души, которая на глазах все четче проступала в подрастающем: мальчишке. Он привязался к Джо по-настоящему, как только может привязаться один человек к другому. Как художник — к своему творению. Или — отец к сыну…

Затем пришли чужие.

Кто знает, какими судьбами в бухту острова занесло тот злосчастный корабль, но однажды он возник. А вскоре на побережье началась стройка.

Суюки и Джо наблюдали за пришельцами издалека, безуспешно стараясь понять, что же им надо. Теперь Джо смутно догадывался, что военные закладывали на острове фундамент для будущей секретной базы. Тем не менее оба по-прежнему поднимались на вершину холма для вечерней и утренней медитации и потому не уследили, когда в лесу был заложен динамит. Когда днем Джо, как обычно, подкрался поближе к незнакомцам и принялся изучать их с дерева, земля вокруг него неожиданно взлетела в воздух, все исчезло, а потом наступило пробуждение, больше похожее на дурной сок…

— Да, я вспоминаю, — проговорил Джо, — но не все… есть вещи, которые я вспомнить не могу.

В следующую секунду Джо показалось, что Суюки дружески похлопал его по плечу, — нет, Учитель даже не шелохнулся, только взгляд его остановился на лице Джо.

— Было то, что я сам заставил тебя забыть, — боль могла помешать тебе.

Джо ощутил легкое удивление, но задавать вопросов больше не стал: раз Учитель считал, что так надо, не ему было нарушать неписаный закон.

— Ну что ж, — Суюки отставил в сторону чашку. — Теперь пришло время для последнего урока.

Они встали и прошли в другую часть комнаты, где на квадратном лоскуте темной ткани лежало оружие. Нет, не армейские автоматы — нечто совсем иное…

Суюки с ласковой улыбкой пропустил Джо вперед и начал называть, всякий раз указывая на оружие рукой. Джо глядел на заточенную сталь с нескрываемым уважением: слова оживали в его памяти и сами, но, повторенные Учителем вслух, они словно заново обретали свою сущность.