— Виктор, погоди! — услышал вдруг Ортега чей-то крик, и шум стрельбы начал стихать.
Оторвавшись от общей группы, вперед вышел военный средних лет. Он знаками старался привлечь внимание Ортеги, вместе с тем продолжая что-то выкрикивать. Ортега прислушался.
— Отпусти ее, Виктор!
Полковник шел неровно, как человек, раздавленный горем или полупьяный. Возле него несколько солдат опустились на одно колено, намереваясь продолжить стрельбу из такого положения: вертолет был уже достаточно близко, и вполне вероятно, что им бы удалось остановить убегающих преступников, если бы Ортега не отозвался.
— Можешь поверить — она мне не нужна! — крикнул он, глядя на нацеленные прямо на него дула. — Мне нужны только деньги.
— Тогда отпусти ее, — полковник продолжал идти, не видя дрожащего в руке Виктора «кольта».
— Но… — рука Ортеги указала на солдат, полковник рассеянно оглянулся, и лицо его застыло как каменная маска.
— Отпусти — мы не будем стрелять.
Полковник взмахнул рукой, и наступила тишина, только откуда-то издалека еще доносилось позвякивание мечей: Джо и Черная Звезда продолжали выяснять отношения.
Ортега мотнул головой, быстро окидывая взглядом заваленную трупами площадку, и, не дожидаясь продолжения переговоров, проворно вскочил в вертолет.
— Виктор, выпусти ее, слышишь? — лицо полковника возникло в метре от кабины.
Он шел в открытую, засунув пистолет за пояс. По его непокрытой голове было видно, как он поседел за одну ночь. Углубились и потемнели морщины, набрякли мешки под глазами — перед Ортегой находился человек лет на пятнадцать старше того, которого он оставил ночью дома.
На мгновение на лице Ортеги возникло торжествующее" выражение: во всяком случае, за пощечину он уже расквитался.
— Папа! — Патриция рванулась из кабины, но тут же отлетела назад на сиденье, отброшенная резким рывком. Еще через секунду рука пилота зажала девушке рот.
Полковник услышал донесшееся из кабины сдавленное мычание, и его губы дернулись.
— Отпусти… — проговорил он уже тише.
Еще немного, и полковник начал бы молить своего врага о пощаде для дочери — последней частицы смысла его жизни. Он был готов унизиться, встать на колени, лишь бы Ортега выполнил его просьбу, — а затем, как только цель будет достигнута, пустить себе нулю в лоб. Мысль о смерти казалась ему сейчас просто заманчивой. Слабая и неоформившаяся в начале атаки, она достигла сейчас своего расцвета, и, когда на глаза полковнику попадался «кольт» Ортеги, вид оружия только вселял в него надежду.
Ортега взглянул на своего бывшего сообщника и бывшего врага свысока: полковник был почти жалок
— и расхохотался.
— Взлетаем, — бросил он пилоту, с презрением глядя вниз.