Пусть пехотинцы нарушили все запреты — они дорого заплатят за это. Так или иначе, суперниндзя, новая генерация, должны были «проснуться» сегодня — так есть ли какая-то разница в том, когда они это сделают: прямо сейчас или через пару часов? И лишь в нескольких шагах от двери Лев сменил направление: следовало все же хоть немного ознакомиться со сложившейся ситуацией, какой бы ясной она ни казалась.
За его передвижениями внимательно наблюдал профессор Сэнбон; сражение, идущее внизу, интересовало его намного меньше.
Профессор вспоминал.
Что? Именно это его и интересовало: то самое, жизненно важное, без чего все теряло смысл. И он вспомнил. Когда Лео зашагал к лаборатории, лицо профессора разгладилось и помрачнело уже по-новому, как у человека, имеющего дело с реальной проблемой, которую можно и нужно было решать, несмотря на всю ее трудность.
— Алишия, — Сэнбон тронул дочь за плечо, — я должен кое-что сделать…
Она встряхнула головой, заставляя себя переключиться на новую тему. Озабоченность и серьезный настрой отца не ускользнули от нее: Алишия не усомнилась, что то, что он собирался предпринять, имело прямое отношение к Дерреку. А значит, и к Джо.
— Я пойду с тобой, — проговорила она.
Тон, каким были произнесены эти слова, сложно было описать: и всколыхнувшаяся ненависть ко Льву, и сочувствие к погибшим на ее глазах пехотинцам, и тревога за отца, и горечь прежних унижений — все было тут… Алишия хотела сама хоть чем-то помочь рухнуть проклятой империи Деррека.
— Нет, — покачал головой Сэнбон, и в его жесте было не меньше твердости, чем в душевном порыве девушки. — Я это должен сделать один.
Она поняла его правильно и кивнула, отводя взгляд в сторону. Сердце ее прыгало в груди, предчувствуя нехорошее, но заранее смиряясь с ним, как с самим роком. В точности так же она понимала, что Джо не может не драться, как бы опасно это ни было, и то, что сама она теперь могла только помешать. Иной раз нужно больше мужества, чтобы остаться в стороне, а не встрять в безнадежное дело и своей слабостью стать обузой тому самому человеку, из-за которого и хочется участвовать в опасной авантюре.
И все же она осталась.
— Я люблю тебя, — прошептала Алишия отцу одними губами и повернулась к арене, чтобы скрыть накатившие на глаза слезы, тревожась сразу и за отца, и за Джо.
Она даже не знала, как больно ударят эти слова по сердцу Сэнбона: профессор не сомневался, что Алишия может только презирать его и за то, что он попался в ловушку, и за то, что прежде так и не нашел времени для любви к дочери, как не нашел его для жены… И тем сильнее захотелось ему сделать то, что могло хотя бы ценой жизни оправдать его невольные преступления. Да нет, не невольные: Сэнбон проклинал себя именно за то, что знал, что делает. Признание Алишии стало неожиданным и обязующим ко многому подарком, словно в моральной кассе профессора образовался еще один неоплаченный долг.
В это время Джо, стоя на арене, ждал Кэмоно.
Зверь шел ему навстречу, и черты его лица становились все красивее, грация и гибкость выходили наружу, оттесняя все прочее на задний план.
Они остановились и посмотрели друг другу в глаза, словно обменялись неслышимыми для посторонних речами.
«Смотри на них… на них», — кусая губы, заставляла себя не плакать Алишия, и ей это удавалось: на арене, в самом деле, происходило действо огромной важности, которое не могло оставить равнодушным любого, даже самого толстокожего зрителя.
Казалось, само Добро и Зло решили померяться силами, воплотившись на миг в тела двух человек Одного — старающегося спасти, пусть неудачно, своих товарищей… Нет, даже не товарищей — просто таких же, как он, людей. И второго, — убивавшего за деньги и нашедшего в своем мастерстве выход бушующих в глубине души темных сил.
Оба были одинаково сильны, оба собирались сражаться насмерть, но Джо знал, что если суждено уйти обоим, это уже будет победой: остальное завершат начатое им дело, не имея на своем пути самого опасного из противников. Кэмоно было не за что драться — точнее, ему было все равно. У него были лишь приказ человека, к которому он относился ни холодно ни жарко, как к нейтральному источнику денег, не носящему никакой индивидуальности, и какое-то почти инстинктивное желание уничтожить Джо: то ли как конкурента, то ли, действительно, как носителя противоположного нравственного начала, одно существование которого может заставить сомневаться в правильности собственного пути. А такое сомнение для Зверя — смерть…
К счастью для себя, Джо не мог сейчас думать воспоминание о суперниндзя, лежащих в контейнерах, могло бы испортить все.
ebooksa