Дверь туалета время от времени приоткрывалась и тут же захлопывалась. Столпившиеся за ней женщины не решались войти.
Наконец запыхавшиеся и обессилевшие противницы прекратили сражение.
— Прощайся с жизнью, Клёпа, — прохрипела Нинель. — Тебе жить до отбоя.
— Не пугай, я пуганая, — ответила Клеопатра.
— Я не пугаю, а предупреждаю, — неожиданно холодно произнесла Нинель. — Ты просто дура. И кой черт дернул тебя защищать эту лярву?
— Ты убила девочку. Убила ни за что.
— Девочку? — Глаза Нинель налились кровью. — А ты знаешь, что это за девочка?.. Она убийца. Она отравила свою подружку, решив, что та гуляет с ее мужем.
— А ты откуда знаешь?
— Не твое дело.
— Ты не судья, ты сама убийца.
— У нас здесь свой суд. Скорый, но справедливый.
Обе, не сговариваясь, подошли к Лене, которая продолжала лежать в прежней позе.
— Кончилась, — сказала Клеопатра.
— Такие быстро не издыхают, — уверенно произнесла Нинель. Она набрала под краном пригоршню холодной воды и плеснула в лицо Лены. Та не пошевелилась. Нинель несколько раз пнула ее ногой, затем довольно умело стала делать ей искусственное дыхание, став на колени. После чего достала крохотное зеркальце, запрятанное где-то в недрах ее робы, и поднесла к губам Лены.
— Видишь? Дышит, сука. Все в порядке, — удовлетворенно проговорила она, пряча зеркальце.
Клеопатра ждала вечера не без внутреннего трепета. После драки с Нинелью она решила было обратиться к Залесской и, рассказав обо всем, попросить защиты. Но, поразмыслив, отказалась от этого намерения. Сама кашу заварила, сама и будет расхлебывать. Ну а кончится плохо, не удастся расхлебать — сама виновата.
Нинель удивилась, увидев слабую улыбку на губах Клеопатры, шагавшей рядом с ней строем в камеру. «Молодец, баба. Умеет себя держать в руках», — подумала Нинель и решила, когда Клеопатра уснет, придушить ее подушкой, чтобы не было следов насилия. Но новенькая — баба не простая. С ней так легко не справишься. Может, пригласить на помощь Анфиску и Зою? Они, конечно, с радостью согласятся помогать, но очень уж неохота посвящать в свои планы посторонних.
В не менее тяжелом раздумье находилась и Клеопатра. Отказавшись — вполне сознательно — от просьбы о помощи, она поставила себя в тяжелое положение. Залесская могла бы, например, перевести ее в другую камеру.
…О том, чтобы заснуть в эту ночь, не могло быть и речи.
Клеопатра долго ворочалась с боку на бок, решив без борьбы не сдаваться. Потом она замерла, сделав вид, что спит.