Одинокий всадник

22
18
20
22
24
26
28
30

Он приподнял ее голову и дал ей попить из бурдюка. Она сделала несколько маленьких глотков и слабо покачала головой: мол, больше не надо.

Вскоре он заметил: она смотрит на него. В лице ее уже не было боли. Ему померещилось даже, что Аккагаз силится улыбнуться.

— Ты со мной, мой Батыр, — прошелестели ее губы. — Мне хорошо.

И тут снова сознание покинуло ее. Она начала бредить.

— Умерли... Все умерли... — явственно разобрал он.

Ему вспомнилась фраза, брошенная ею на бешеном скаку, когда в них палили со всех сторон: «Мы пропали!»

Может быть, теперь, в бреду, ей кажется, что все они погибли, и ее терзает отчаяние?

— Аккагаз! — чуть не плача, сказал он. — Аккагаз, милая, открой глаза. Я здесь, я с тобой. Я жив. И ты будешь жить. Ты должна жить. Мы не умрем. Мы будем счастливы. Открой же глаза. Милая, ну, погляди же на меня!..

Через какое-то время бред прекратился, но в себя Аккагаз не приходила. Кулбатыр долго смотрел на измученное лицо своей жены, и ему хотелось, чтобы хоть часть ее боли перешла к нему — так невыносимо видеть ее страдания.

Тихо было вокруг. Лишь вели свою бесконечную песню кузнечики, да редко-редко где-то в отдалении вдруг испуганно вскрикивала какая-нибудь птаха, и снова тишина поглощала все.

Мысли Кулбатыра ушли в воспоминания. Он вспоминал Жылкыкудук, вспоминал алтыбакан[26], где впервые он произнес слова любви...

Он познакомился с Аккагаз на большом празднике, проводившемся в Косагаче. В игре кыз-куу[27] принимали тогда участие лишь очень молоденькие девушки. Им выделили лучших скакунов. Парни же сидели не на таких резвых конях.

Среди тех, кто умчался вперед, была и Аккагаз. Ей было тогда шестнадцать. Кулбатыру пришлось приложить немало стараний, чтобы догнать ее и поцеловать в щеку.

А потом он специально поехал в Жылкыкудук и во время игр опять встретил ее. Была такая же лунная ночь. Они взобрались на качели, и Аккагаз запела тоненьким, еще не окрепшим голоском. А потом смеялась и подтрунивала над ним, пока окончательно не покорила Кулбатыра. Тогда-то он и сказал первые святые слова любви.

Она призналась, что сама выделила его среди других парней. Этот разговор произошел, когда они покинули качели и, взявшись за руки, брели, сами не зная куда, по ночной степи.

— Милая, — говорил он, и сердце так колошматило ему в грудь, что казалось, вот-вот пробьет ее, — милая, я так хотел увидеть тебя, что не мог больше терпеть.

Несмелой рукой он обнял и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась, только шептала, пряча от него лицо: я твоя, Кулбатыр, я твоя, а ты мой — навеки. Тогда-то, залитые волшебным лунным светом, они поклялись, что будут любить друг друга, пока не разлучит их смерть.

— Нет, и умрем мы вместе! — воскликнула она.

— Вместе! — ответил он.

И теперь, вспомнив ту давнюю клятву, Кулбатыр вытащил из ножен, болтавшихся на поясе, кинжал и без всякого страха взглянул на его поблескивающее в лунном свете острое лезвие.