Гудрун передернула плечами.
– Плевать я хотела на этот ваш рай! – заявила она.
– И это говорит не мусульманка! – заметил Джеральд.
Биркин сосредоточенно вел машину, и не слышал, о чем они говорили. А Гудрун, сидя прямо за его спиной, насмешливо радовалась тому, что рассказала Джеральду о его мыслях.
– Он говорит, – добавила она с ироничной гримасой, – что в браке можно обрести вечное равновесие, если ты свяжешь себя узами и в то же время останешься самим собой, не сольешься с другим существом.
– Меня это не вдохновляет, – сказал Джеральд.
– В этом-то все и дело, – сказала Гудрун.
– Я верю, что если ты способен любить, испытать подлинное забвение, значит ты это испытаешь, – сказал Джеральд.
– Я согласна с этим, – ответила она.
– И Руперт, кстати, тоже согласен – хотя он это постоянно отрицает.
– Нет, – сказала Гудрун. – Он не откажется от собственного «я» ради другого человека. На него нельзя положиться. В этом-то, мне кажется, и есть его проблема.
– И в то же время он хочет жениться! Ну женится он, и что дальше?
– А дальше будет рай! – сострила Гудрун.
Биркин за рулем машины почувствовал, как по его спине пополз вверх холодок, словно что-то угрожало его жизни. Но он лишь поежился.
Начинался дождь. Хоть что-то изменилось. Биркин остановил машину и пошел поднимать откидной верх.
Глава XXII
Как женщина женщине
Они прибыли в город и простились с Джеральдом на вокзале. Гудрун с Винифред отправились на чай к Биркину, куда также должна была подъехать и Урсула.
Однако первым человеком, еще днем появившимся в его квартире, была Гермиона. Биркина не было, поэтому она просто прошла в гостиную, где рассматривала его книги и ноты, играла на пианино.
Вскоре приехала Урсула.