— А засидится до полночи! — прошептала она.
— Что, мое дитя? — спросила Елену г-жа де Пере. — Что, вы будто грустны? Что с вами?
— Ничего, — отвечала Елена, — так.
— Что Эдмон-то уходит, так вы этим огорчаетесь? Полноте! Ведь он знает, что вы здесь не одни, а то бы он не ушел. Ведь он еще молодой человек! В двадцать шесть лет нужно же иметь какие-нибудь развлечения.
Г-жа де Пере, по обыкновению, всегда оправдывала сына. Она желала только счастья и здоровья Эдмону. Елена знала, что не найдет в ней сочувствия, и никогда в тяжелые минуты не обращалась к ней.
Густав, де Мортонь с женою и доктор сели за вист. Вист занимал очень мало Домона, он играл только для удовольствия других.
Перед началом игры он поцеловал жену и ребенка.
Лоранса, с ребенком на руках, села возле Елены на диван; г-жа де Пере занялась чтением.
Елена поминутно посматривала на часы. Прошло полтора часа: она встала.
— Куда вы? — спросила Лоранса.
— В свою комнату…
— Так вместе пойдемте.
— Пойдемте.
Елена была так бледна, так печальна, что Лоранса боялась оставить ее одну.
Войдя в свою спальню, Елена опустилась на стул, закрыла руками лицо, и более не стесняемые рыдания вырвались из ее груди.
— Боже! Как я несчастна! — говорила она, заливаясь слезами.
— Ну, друг мой, сестра, не плачь, — утешала ее Лоранса.
— Он эту женщину любит, — повторяла Елена, — я знаю… хотел быть через час, а вот прошло сколько времени!
— Вы напрасно тревожитесь… его что-нибудь задержало.
— Я бы ничего не говорила, если бы только это, — отвечала Елена, — но Эдмон вообще переменился. Если бы вы знали его прежде, вы бы не узнали его теперь. Прежде он дорожил моим каждым словом, не позволял даже, чтобы горничная до меня дотрагивалась. Теперь я сижу одна целые дни. Правда, теперь он надеется жить, тогда думал умирать. Близость смерти, может быть, только и внушала ему любовь ко мне. Бывают минуты — я этому верю. И мне думается тогда: лучше бы отец не спасал его! Он бы умер, унося в могилу любовь ко мне, а теперь, теперь, повторяю вам, Лоранса, я убеждена, что он любит другую.