— При нормальном освещении вещь будет лучше смотреться, — заметил автор; у него даже уши налились краской от напряженного ожидания.
— А говорил, тебе портреты не даются! — Кирилл с чувством пожал руку друга. — Поздравляю!
— Чудесно! — воскликнула Лера. — Я завидую вам, Катя!
— Чему? — Катя вздохнула. — Попробовали бы вы постоять в одной и той же позе столько сеансов подряд.
Художник ждал, что скажет старый мастер.
— Не худо, не худо задумано, Григорий, хотя я убавил бы неба, а красный цвет дал бы больше в пространстве, — сказал Владимир Илларионович. — И с фигурой еще поколдовать надо, друг мой. Ты руки-то опусти ей, проверь...
— Чую, Владимир Илларионович, чего не договариваете, обязательно проверю. За рисунок вы меня всегда били.
— И буду бить, милый. Рисунок — основа основ. И тем не менее тост за тебя...
Но выпить и в этот раз не удалось — у двери кто-то пробасил:
— А решетка-то кричит! Как ты считаешь, Бобер?
Все обернулись к двери. Там стояли двое: высокий с худощавым мужественным лицом график Бобров (в среде художников его больше знали под именем «Бобер») и обладатель баса, низенький, в очках пейзажист Тишин. Отчаянные спорщики и антиподы в искусстве, они тем не менее были очень дружны и везде появлялись вместе.
— Вот кого я боялся, — Гриша поспешно повернул раму лицом к стене. — С улицы, что ли, услыхали запах спиртного?
— С площади, — подтвердил Бобер. — А чего деву прячешь?
— Дуракам полработы не показывают. Вы с дамами раньше поздоровайтесь, невежи!
Извинившись, художники поздоровались с сидящими.
— Если не хватит горючего, сбегаете в «Гастроном» сами, — предупредил хозяин.
— А ну-ка, покажи свой коронный номер, Тиша! — сказал Бобер.
Маленький художник сделал несколько плавных пассов: «Айн, цвай, драй...» — и вынул из кармана бутылку.
Зазвучали тосты, начались споры, неизбежные там, где собирается больше одного художника. Шумные обвинения в измене (творческой, конечно!) перемежались не менее громогласными объяснениями в любви (к искусству, разумеется!). Обсуждали последнюю статью Грабаря, выступление Коненкова, выставки работ Сарьяна, Герасимова, Дейнеки.
Лера, впервые попавшая в среду художников, понимала далеко не все, о чем говорилось за столом, многие называемые спорщиками фамилии были для нее пустым звуком. И все же это было интересно, а главное — так не похоже на Юлькин «клуб», где собирались люди, лишь околачивающиеся возле искусства. Сейчас она особенно ясно поняла это. Будет что порассказать подруге.