— Пойди принеси мне простыню и парного молока в серебряном кубке с княжеским гербом.
Я исполнил ее желание. Возвратясь через десять минут, я не нашел Изу на прежнем месте.
Одежда ее висела на ветке.
Я испугался и остановился как окаменелый, не смея произнести ни звука. Вдруг послышался раскатистый смех из реки.
— Чего же ты испугался? Я купаюсь. Как хорошо в воде.
Иза плавала, ныряла, хлопала ножками, точно русалка в привычной стихии.
— Ты с ума сошла! — крикнул я. — Простудишься: вода холодная!
— Нет, я привыкла!
— Тебя кто-нибудь увидит!
— Большое несчастье! — засмеялась она. — Но не ужасайся, никто не увидит. А в случае чего, волосы — моя мантия!
— Выходи, ради Бога!
— Еще минутку!
Поплавав еще, она схватилась за низкую ветку и одним прыжком очутилась на берегу. Я хотел завернуть ее в простыню.
— Подожди, дай мне сперва молока! — сказала она и, схватив кубок, вся розовая и мокрая, откинув волосы назад, принялась пить молоко маленькими глотками, говоря:
— Вот тебе живая статуя. Неужели не красива?
Выпив молоко до последней капли, она с пренебрежением отшвырнула кубок за несколько шагов, рискуя смять его.
— Зачем так бросать? — заметил я. — Можешь испортить!
— Что же такого? Это не мое.
То была ее первая неприятная для меня фраза… Из нее можно вывести невыгодные заключения о характере. Позже я вспомнил эти слова…
— Смотри, как мне жарко! — продолжала Иза. — Простыни не надо, я высохла от собственной теплоты!