Она вышла, сильно хлопнув дверью.
– Мне очень жаль, – сказал он.
Он отодвинулся от меня и сел на краю кровати, опустив голову на колени, словно старался не потерять сознание.
Я пыталась подобрать слова, вопросы, что угодно, но ничего бы не прояснилось. От четкого понимания того, где я, я перешла к полному незнанию.
– Может, это к лучшему, – сказала я наконец, но мои слова прозвучали совсем неубедительно.
– Это все непросто для меня. Для нас обоих.
– Трахаться просто.
– Ах, да.
– Разумеется, этим все ограничивалось. А как же еще?
Он потянулся ко мне, но я уклонилась от него, руками закрывая грудь. Все мое тело ощущало холод.
– Что ж, спасибо, что побыл хорошим другом, пока не было Джоди. Думаю, это, в общем, думаю, мы не можем…
Он уставился на меня. Он казался злым, возможно, уязвленным.
– Точно, – сказал он, вставая и надевая джинсы. – Рад помочь.
Его голос звучал сардонически. Онемев, я смотрела, как он надевает джинсы, потом свитер.
– Слушай, я не имела в виду, что это некрасиво… я не имела в виду…
– Ты не знаешь, что ты имела в виду. Ты не знаешь, чего ты хочешь. Ты не знаешь, как жить. Вот что я тебе скажу. Когда узнаешь, позвони мне, ладно?
Все еще босиком, с взъерошенными волосами, он восхитительно и плавно вышел из комнаты и еще громче, чем Джоди, хлопнул дверью.
Я упала на кровать и расплакалась.
Когда вошла Джоди с чашкой чая, она нашла меня с ужасной головной болью, красными от слез глазами и измученной.
– Ох, подруга, – с грустью сказала она. – Он подонок. Успокойся. Вот настоящий английский чай; на Балатоне есть один магазинчик, где его продают.