Я хихикнул, прильнув к ее влажному телу, и Шоу вздрогнула.
– Если ты готова делать мне минет, чтобы я перестал вести себя как идиот, то не гарантирую, что быстро брошу свои заскоки…
Она шлепнула меня по заднице.
Так хотелось заснуть, держа Шоу в объятиях и слушая тихий смех. Темный туннель тянулся долго, и иногда, невзирая на все благие намерения, стены начинали сходиться. Но Шоу желала служить мне светом в конце пути, и я обязан был попытаться.
Мы оба помалкивали на следующее утро, когда встали и пошли к машине, заскочив позавтракать в кофейню на углу. Никто, казалось, не хотел вспоминать события минувшего вечера. После крепкого сна я поутру увидел безмятежное, невинное лицо Шоу; мозги у меня встали на место, и я принялся обзывать себя всякими словами за то, что накануне слетел с катушек. Пицца и тихий вечер на кушетке были сущими пустяками по сравнению с тяжелыми мыслями, которые я прокручивал в уме с тех самых пор, как Шоу заставила меня говорить начистоту. Мне стало стыдно оттого, что она поняла: я пытался использовать ее как средство сбежать. Взять все необычное, что было связано с ней, и низвести на уровень моих предыдущих сексуальных приключений. Если бы Шоу не ткнула меня носом и просто оставила ситуацию как есть, нашим отношениям настал бы конец. Я это знал – и не сомневался, что она тоже. Если бы я поставил Шоу на одну доску с остальными, она бы возмутилась. И я был ей бесконечно благодарен.
На улице немного потеплело, лед на тротуарах превратился в лужи и грязь. Мы обходили их, балансируя стаканчиками с кофе в руках и пытаясь согреться. Шоу оставила машину на улице, в нескольких кварталах от салона. Я уже собирался спросить, как она себя чувствует и все ли у нас тип-топ, как она вдруг резко остановилась. Я чуть не врезался в нее и тихонько выругался, потому что кофе выплеснулся мне на руку.
– Блин, ты чего, Шоу?
Она не двигалась. Пришлось отстраниться, когда стаканчик вывалился из безжизненной руки и упал на покрытую снегом землю. Шоу захлопнула рот ладонью, и, прежде чем я успел спросить, что случилось, стоявший на перекрестке грузовик наконец отъехал. Я увидел ее машину.
Все стекла были разбиты, фары тоже, покрышки проколоты, исполосованная резина висела клочьями. Черный капот обезобразили полосы алой краски, которой кто-то спереди написал огромными буквами мерзкие слова, а по бокам, до самого багажника, вариации на ту же тему. Зрелище отвратное. А поскольку Шоу ездила на недешевой машине, ремонт наверняка влетел бы ей в кругленькую сумму.
Увидев, что ее трясет, я обвил плечи Шоу рукой и прижал девушку к груди. Поначалу она стояла как каменная, не сводя глаз с изуродованного автомобиля, но, когда я потянул чуть сильнее, прижалась ко мне и уткнулась лицом в шею.
– Надо позвонить в полицию.
Шоу задрожала, и я почувствовал, как она отрицательно качает головой.
– Нет. Что толку? Отец снова его прикроет, и ничего не будет. И потом, у нас нет доказательств, что виноват Гейб.
Она была права, и я ощутил приступ ярости.
– Хочешь, отвезу тебя в колледж? Пока будешь на занятиях, я тут все улажу.
– Не надо. Я позвоню в страховую компанию, пусть отбуксируют машину. Ну почему он никак не отстанет?
Я легонько провел рукой по светлым волосам, от макушки до самых кончиков.
– Потому что тебя невозможно забыть.
Она вздохнула.
Я держал Шоу в объятиях, пока она не перестала дрожать.