– Я буду любить тебя, Шоу.
Ее глаза пошли лучиками.
– Ты уже меня любишь.
И я понял, что она, похоже, права. Мы слишком долго пытались жить, следуя неверным побуждениям и указаниям, и теперь должны были стать друг для друга самими собой – и любить друг друга по единственно правильной причине. Когда Шоу свернулась со мной рядом, забросив ногу мне на бедро, я понял, что именно так и должно быть. И я даже не особо возражал, что пришлось делить ее с Реми, потому что я был счастлив, и Шоу была счастлива, и, в конце концов, брат хотел для нас именно этого.
Эпилог
– Если не перестанешь дергаться, придется прекратить.
– Но мне больно.
– Ты так всегда говоришь. Мы уже достаточно проделали, и ты вроде бы должна знать, во что ввязываешься. Я почти закончил, так что хватит ныть.
– Можно и повежливей.
– Тебе же не нравится, когда я вежлив. Серьезно, Каспер, ты самый сложный клиент, и это страшная подстава, потому что на твою светлую кожу чернила ложатся идеально!
Тут я сердито уставился на Роуди, который в очередной раз заглянул через низкую перегородку.
– Если не перестанешь пялиться на мою девушку, скоро будешь искать другую работу, потому что я тебе все пальцы переломаю.
Шоу хихикнула и повернула голову, покоившуюся на скрещенных руках. Она лежала передо мной на столе. Рисунок, над которым я работал, покрывал всю правую сторону тела, от подмышки до изгиба бедра, где аппетитные ягодицы переходили в ногу. Татуировка была большая, красочная. Предстояло потратить еще часа три на цвета и тени, но, поскольку клиент буквально жил в одном доме со мной, я не волновался, что не успею закончить. Но сейчас Шоу лежала почти голая, прикрытая только моей курткой, в коротеньких шортах, а парни то и дело пытались на нее поглазеть – как всегда. Трудно было сосредоточиться, да еще отгонять зевак.
Роуди показал оттопыренный средний палец, но при этом добродушно ухмыльнулся. Моим друзьям нравилась Шоу – они радовались, что она заставила меня слегка сбавить обороты и со мной стало проще жить и общаться. Прошел уже почти год, и, хоть я по-прежнему имел репутацию человека, с которым нелегко ладить, но, по крайней мере, добился заметных успехов и научился сдержанности.
– Не исключено, что это будет лучшая твоя работа. Ты внесешь ее в портфолио, когда закончишь? – спросил Роуди.
Рисунок был очень сложный – изображение Смерти, с прекрасным и трагичным женским лицом. В руках она держала точную копию сердца, которое некогда я нарисовал на ладони Шоу. Та настояла на двух ключевых моментах – она потребовала изображения Пресвятого Сердца и сходства с моей аналогичной татуировкой. Я бы никогда не подумал, что Шоу заинтересуется татуировками так же сильно, как я, но всего лишь через месяц после того, как мы официально стали парой, она попросила набить ей несколько крохотных снежинок разных оттенков синего, серого и белого. Когда я спросил зачем, она сказала, что мои глаза напоминают о зиме и она хочет что-нибудь, что, в свою очередь, напоминало бы обо мне, поэтому я сделал Шоу татуировку в виде падающих снежинок. Рисунок начинался за левым ухом и спускался по основанию шеи до правого плеча. Я обожал проводить по нему языком. Приятно было не только то, что Шоу захотела татуировку, но и то, что ее сделал именно я. Через пару месяцев она попросила рисунок в виде подковы, с именем Реми, и тоже обзавелась мемориальной татуровкой (на предплечье). Мне становилось тепло всякий раз, когда Шоу обнимала меня или мы держались за руки.
Но сегодня я делал татуировку в сто раз больше и сложней. Она представляла собой манифест, и, надо признаться, я был в восторге. В восторге от рисунка и того, что Шоу достаточно доверяла мне, раз позволяла вносить необратимые изменения в свое тело. А главное, именно я имел возможность в дальнейшем любоваться этой татуировкой каждую ночь.
Я стер бумажным полотенцем лишние чернила и кровь, слегка похлопал Шоу по заду и стянул перчатки.
– Если Шоу захочет, я внесу рисунок в портфолио. Если нет, ничего страшного.