Спальня, в которой ты, он и я

До сих пор я не обращала особого внимания на постель, что странно само по себе, так как внушительное и массивное сооружение занимало в комнате видное место. Ее изголовье и ножки, искусно сделанные из резного дерева, включали мотивы с ангелочками, танцующими с лирами или арфами в руках.

Я заметила маску, небрежно брошенную поверх покрывала. Она не походила на белую простенькую модель, в которой вчера я видела двоих, занимающихся сексом перед камерой. Я бы сказала, что ее скорее можно было сравнить с венецианской карнавальной маской. Я вспомнила сюжет одного из немногих эротических фильмов, которые видела за свою жизнь под удобным предлогом расширения культурного кругозора: «Eyes wide shut» Стэнли Кубрика. Один из редких фильмов, кстати, входящий в пантеон кинематографических шедевров, который при определенном подборе кадров, доступных только моему воображению, был способен привести меня в возбужденное состояние. Перед мысленным взором мелькнул, как вспышка, кадр, где прекрасная обнаженная женщина в туфлях на высоченной шпильке, как у меня сегодня, лежит в тесной ячейке холодного морга, а Том Круз смотрит на нее ошеломленным взглядом, готовый прильнуть к посиневшим губам в последнем вечном поцелуе.

– Ну, вот, к примеру… – наконец отозвался Луи, занятый все это время, как я догадалась, выбором подходящего фрагмента.

Оглушительный грохот наполнил комнату одуряющим ритмом, и я содрогнулась от буйства ударной композиции, гулкое эхо которой отдавалось глубоко внутри живота: я знала эту группу, мне всегда нравились эти неистовые ребята…

– Карма Кома, – объявила я в свою очередь, – Массив Атак.

– Я смотрю, вы хорошо знаете классиков. Что само по себе удивительно для людей вашего возраста. Вам ведь было всего лет девять-десять, когда вышел этот альбом.

– Так это же здорово! Разве нет? Принадлежать к поколению, при котором они обрели известность.

Его выбор объяснялся не только отвязным ритмом. Текст этой песни содержал смысл, своего рода подтекст, который Луи не посмел выразить сам. Оглушающий звук в формате 3D и голос солиста легендарной группы из Бристоля вклинились в молчаливый диалог, давно установившийся между ним и мной:

You sure you to be with meI’ve nothing to give?[13]

Между двумя куплетами заунывный звук флейты протяжно повторял монотонную музыкальную фразу. Под плавный ритм мои бедра непроизвольно пришли в движение в такт с музыкой, и я, сама не отдавая себе отчета, принялась раскачиваться из стороны в сторону, как многие делают на концертах рок-музыкантов. Вот в чем смысл этой и ей подобных композиций – ввести в транс. Разве не в том смысл и сексуальных отношений?

Но я не имела права расслабляться, чтобы в очередной раз не попасться в его хитроумно расставленные сети разврата и сексуальных извращений, хотя очевидно, что все эти ухищрения предназначались исключительно для меня. Я должна была взять себя в руки и вернуться к теме, которая привела меня сюда:

– А сколько лет сейчас могло быть Авроре?

– При чем здесь она? – сухо ответил он вопросом на вопрос, явно заняв оборонительную позицию.

– А Дэвид говорит, что именно вы были без ума от нее.

– Ерунда! Он ведь на ней женился, а не я. Это Дэвид…

Луи вдруг замолчал, словно его сознание разделилось надвое: одна половина была готова к откровенности, другая запрещала ей это делать.

– …Дэвид превратил свою жизнь в ад ради нее, – договорил он.

По крайней мере, Луи подтвердил тем самым, что его первый рассказ, где мой возлюбленный принес себя в жертву ради Авроры, был ближе к правде. А дальнейшее запирательство старшего Барле и нежелание обсуждать эту тему доказывали, что он играет со мной.

– Но вы… Вы ведь тоже любили ее, не так ли?

Ответа не последовало, но он сделал музыку громче. Настолько, что аккорды, впиваясь в стены, стали, казалось, дополнительным элементом интерьера, комната словно бы расширилась, потолок, стены и мебель сотрясались и дергались, как живые.

– Хорошо было бы задать этот вопрос тому Луи, пятнадцать-двадцать лет назад, – выкрутился он. – А сейчас я уже не тот, что я могу помнить?