Спальня, в которой ты, он и я

22
18
20
22
24
26
28
30

На следующий день мы отправляемся в путь еще до восхода солнца. Вскоре нас поглощает туннель при въезде в Орлеан, отличительная черта которого – ярко-оранжевое неоновое освещение, которое мне всегда нравилось. Свет начинает пробиваться на востоке, и из темноты не спеша проявляется хитросплетение объездных путей окружной дороги, пролегающей через близкий пригород с южной стороны Орлеана. Навигатор услужливо подсказывает дорогу, но после нескольких туров по кругу, минуя арки, мосты и повороты, мы выбираемся на внутреннее шоссе и едем прямо на восток, покидая город через Порт де ла Мюэтт.

В Париже мы появляемся ранним утром понедельника. В этот час движение на улицах столицы вялое, прохожих на тротуарах почти нет. Открыты только булочные и некоторые кафе. Мусорщики на специальных машинах тоже уже на службе. Цифровые часы на панели автомобиля высвечивают большие зеленые цифры: пять часов пятьдесят минут.

– Мы же не пойдем к ней в такую рань? – беспокоится Соня.

– Нет. Наверное, ты права. По кофейку?

– Давай, – соглашается она.

Строение № 118 по проспекту Манделя представляло собой большой многоквартирный дом безупречно белого цвета, построенный в семидесятых или восьмидесятых годах. Каждое окно и каждый застекленный проем в нем окружала выступающая вперед бетонная рама с закругленными углами.

В безвкусно оформленном вестибюле нам пришлось потратить минут десять, чтобы найти имя Ребекки Сибони среди длинного списка жильцов. Среди множества фамилий, как я и ожидала, мелькнула фамилия Барле, восьмой этаж.

Мы позвонили в домофон и ждали целую вечность, как мне показалось, пока нам не ответили.

– Да? – Голос у Ребекки был сонный. Конечно, мы ее разбудили.

– Ребекка, это Анабель.

– И София! – рявкнула в микрофон подруга из-за моей спины.

– Открываю, входите, – без колебаний сказала она. – Поднимайтесь на девятый этаж. Первая дверь направо.

Она встретила нас босиком, в розовом шелковом пеньюаре поверх нежно-розовой ночной рубашки. Без прически и макияжа Ребекка выглядела на свои сорок с хвостиком. Я обнаружила на ее лице морщины, которых раньше не замечала под слоем тонального крема и пудры. Но глаза, несмотря на опухшие веки, оставались такими же, как и те, что восхитили фотографа на старом снимке, который я стащила из «Рош Брюн». Кто же мог сделать этот снимок?

– Приготовить вам чего-нибудь? Чай? Кофе? Может, хотите воды?

Она пригласила нас в небольшую гостиную, окна которой выходили на проспект. Мне понравилось: чистенько, кокетливо, в стиле модерн, только многовато безделушек, среди которых большинство – фотографии самой хозяйки рядом со знаменитостями, целая галерея знаменитостей, и со всеми Ребекка запросто – под ручку и улыбается. Соня не могла сдержаться, чтобы не рассмотреть в упор недоверчивым взглядом всех этих известных ведущих, звезд шоу-бизнеса, певцов и их продюсеров.

– Нет, спасибо, мы только что перекусили в кафе, – ответила я за нас обеих.

– Как хотите, а я, если не возражаете, заварю себе чаю.

Пока она готовила свой напиток, я смогла повнимательней рассмотреть интерьер.

Из-под письменного стола, в беспорядке заваленного стопками бумаг, которые грозили в любую минуту рухнуть, торчали серые металлические ящики. Там, как я предположила, могли находиться документы и архивы агентства «Ночные Красавицы». Наверное, все, что когда-то находилось в конторе на улице Руа-де-Сисиль, перекочевало в квартиру к Ребекке…

На противоположной стене я заметила еще одну интересную деталь: несмотря на бледно-желтые обои, которыми была оклеена комната, на поверхности стены тонкой каемочкой ясно проступал прямоугольный каркас двери, связывавшей когда-то эту квартиру с той, что находилась этажом ниже. Доступ в квартиру Луи! – догадалась я, почувствовав легкий укол в сердце, но постаралась справиться с охватившим меня волнением до того, как хозяйка вернулась в гостиную с чашкой чая в руках. Волна аромата «Шалимар» ворвалась вместе с ней, постепенно смешиваясь с запахом жасмина, поднимающегося дымком над горячим напитком. Я смотрела, как она машинально помешивает ложечкой чай, и возвращалась мыслями к нашей последней встрече, а точнее – к истории Ребекки. Она ведь тоже идет по жизни, не ощущая ее реального вкуса, без радости и удовольствий, в которых Луи ей отказал. Решительно и навсегда отвергнутая своим возлюбленным, она с тех пор, судя по всему, так и не смогла оправиться от потрясения. Так и живет себе, но никакая работа, никакие новые любовные отношения не могут залатать брешь в сердце, через которую капля по капле утекает ее энергия.