– Эль, как вы думаете, что имел в виду Дэвид, когда просил меня сделать из вас настоящую афинянку?
Вроде в вопросе не было подвоха. Формулировка не содержала ни ехидства, ни скрытого подтекста, просто ему надо было определить уровень знаний ученика. В ожидании ответа он посмотрел на меня, и его взгляд меня смутил.
– Понятия не имею.
– Тогда скажу вам, что квартал, где мы живем, называется Новые Афины. Между улицами Мартир на востоке, Пигаль на западе и Сен-Лазар на юге есть небольшая группа домов, ставших свидетелями зарождения французского романтизма.
Мои глаза от удивления расширились, я была заинтригована. Я ожидала колких вопросов на предмет краткого экскурса в историю, возможно, ехидных замечаний. В любом случае, он, видимо, решил вести себя так, словно сцены в номере Маты Хари и не было вовсе.
– В каком смысле?
– В середине 1820-х годов здесь обосновались самые знаменитые личности этого нового течения в искусстве: поэты, писатели, такие, разумеется, как Жорж Санд, Эжен Скриб, Марселина Деборд Вальмор, Александр Дюма и даже, немного позже, великий Виктор Гюго, музыканты и композиторы – Лист, Берлиоз, Даниэль Обер, Шопен, Вагнер, а также художники: Делакруа, Верне, Поль Гаварни и Ари Шеффер. Но все, к сожалению, забывают о том, что первые люди искусства, облюбовавшие этот квартал…
Он прервал свою речь и, обернувшись к дому, откуда мы только что вышли, посмотрел на него восхищенным взглядом. Когда он обозревал уникальное в своем роде почтенное строение с изящным вогнутым фасадом, огибавшим передний двор и подъезд, его глаза буквально светились от восторга, как у ребенка.
Я заметила, что после нашей последней встречи Луи стал отращивать бороду, легкая щетина на его небритых щеках еще больше подчеркивала впалые щеки и выступающие, обтянутые худой пергаментной кожей скулы. Мне показалось, что его внешний облик отражает лихорадочное состояние, в котором он пребывает.
– Ну и…?
– Это были артисты, Эль. Простые артисты.
– Мадемуазель Дюшенуа, – предположила я.
– Вот именно. Но еще до нее здесь проживали и другие великие актеры. Мадемуазель Марс, например, – как раз рядом, в доме номер один…
Я вдруг вспомнила о серебряном гребне для волос, выставленном в витрине антикварной лавки Нативель, при виде которого у меня слюнки потекли всего несколько дней назад. Но Луи вдохновенно продолжал свой рассказ, поддерживая меня под локоть своей тонкой рукой:
– Громадный Тальма, любимый артист Бонапарта, жил в доме номер девять, а Мари Дорваль, любовница Альфреда де Виньи, немного дальше, на улице Сен-Лазар. В начале 1830-х годов эта улица, где вы сейчас живете, слыла Елисейскими Полями нового французского театрального искусства.
Слушая его речи, я совсем не думала о нем, как об извращенце, о коварном старшем брате своего жениха, который хотел добиться моего расположения в обмен на собственное молчание, как о сумасшедшем, пожелавшем развить мои сексуальные чувства с помощью дьявольских записочек, присылая мне их одну за другой.
Он так интересно рассказывал, что все его существо дышало атмосферой эпохи, которую он пытался воскресить своим повествованием.
– Но почему «Новые Афины»? – поинтересовалась я, заинтригованная. – И почему все они вдруг выбрали это место?
– Согласно официальной версии, название квартала вышло из-под пера редактора газеты «Журналь де деба», некоего Дюро де ля Маля, в 1823 году, но, на мой взгляд, основанием могло послужить стечение обстоятельств: Греция в те времена была достаточно популярна в связи с восстанием греков против оттоманского ига в 1821 году. Неоклассицизм и движение неорафаэлитов также привнесли изменения в архитектуру в стиле средневекового Константинополя.
– Неорафаэлиты? – переспросила я, признав тем самым свое невежество.