Продолжая рассказывать, Луи невзначай взял меня под руку совершенно невинным, естественным жестом и направил в сторону улицы Ларошфуко, туда, где я проходила накануне вечером. Он сделал это так бесхитростно, что я и внимания не обратила, тревога сменилась чувством симпатии и доброжелательного расположения.
Но, осознав, что он ведет меня туда, где обитала моя вторая сущность, развратная и продажная, я содрогнулась. Почему я покорно следую за ним?
– Да. Посмотрите на это строение! Видите полукруглые ниши, расположенные выше контура между вторым и третьим этажами, а над ними – слуховые отверстия в виде трехлепестковой серлиенны, центральная полость окружена арочным сводом по всему внутреннему периметру, а две боковые, меньше и у́же по размеру, украшены только ленточными перемычками?
Луи блистал эрудицией, но не ради того, чтобы меня унизить, просто он открыл мне глаза на город, который, я думала, хорошо знаю, а как оказалось, многое до сих пор оставалось для меня тайной. Его рука все сильнее сжимала мое предплечье, но вряд ли он намеренно старался сделать мне больно.
– Эти изысканные приемы декора зданий, – продолжал Луи, – характерны для архитектурных решений итальянского Возрождения.
– Рафаэль? – рискнула я предположить.
– И не только, также Палладио, Серлио, Сангалло… Персье и Фонтен, официальные архитекторы империи. Их вдохновляли шедевры той эпохи, и их лучшие образцы были использованы при формировании архитектурных комплексов частных построек вплоть до 1830 года, а в особенности района Новых Афин.
На этот раз я оперлась о руку Луи, и моя левая грудь случайно коснулась его напряженного бицепса. Я почти тут же отодвинулась, сделав вид, что ничего не случилось. Конечно, я не должна была позволить ему почувствовать мой мятежный сосок, вздувшийся от этого прикосновения и выдавший охватившее меня волнение.
– В итоге, став сосредоточением благородной красоты, стиля и интеллектуальной мысли, квартал вскоре вышел на первый план в культурном пейзаже столицы, его высокая репутация распространилась далеко за пределы собственных границ. Сюда съезжались со всей Европы! Представьте себе: в 1850-х годах на этом пятачке в несколько улиц проживали одновременно более сотни знаменитостей из мира искусства. Вошли в историю и остались в памяти потомков не все, однако их имена выковали душу этого места.
В интонации Луи чувствовалась ностальгия по тому времени, которое он сам, к сожалению, не застал, но чье дыхание ему так хотелось почувствовать.
Пылкая речь, с воодушевлением произнесенная им, разгорячила его. Он снял пиджак и закатал рукава белой рубашки. Впервые я целиком разглядела татуировку на его левом предплечье. У меня создалось впечатление, что он в свою очередь обнажился передо мною, пусть и не полностью, но увиденное взволновало меня. Я постаралась сосредоточиться на рисунке, выведенном на его коже синей краской. Почему мне так знакома эмблема: два расправленных крыла и скипетр, или что-то вроде него, оплетенный витиеватым узором?
Он заметил мой настойчивый взгляд и слегка улыбнулся тонкими губами:
– Это кадуцей Гермеса.
Ах, вот оно что! Кадуцей – эмблема врачевания и торговли, такой знак можно встретить на вывесках аптек или в медицинских лабораториях.
Ниже, на уровне запястья, виднелась также замысловато выведенная буква, одна-единственная.
– А эта буква? Что она означает? И почему только «А»? Подразумевается слово «артист»? Или «анархия»?
Мои предположения, высказанные полушутя-полусерьезно, не вызвали у него улыбки, напротив, лицо Луи внезапно сделалось мрачным, вдруг исчезла веселая беззаботность, до этого момента игравшая в глазах и уголках губ.
– Нет, просто первая буква алфавита, – коротко ответил он почти шепотом.
ebooksa