— Я вам сказала много слов. Разве они не любезны?
— Каждое слово из ваших уст для меня музыка. Но я умираю от желания услышать одно слово.
— Какое? — спросила она. Она знала, что ей не следовало предлагать этого вопроса, но ей было так необходимо отсрочить беду, хотя бы только на минуту.
— Это — то имя, каким вы назовете меня, когда заговорите со мною как моя жена. Мать называла меня Джон; дети зовут меня: Джэк, приятели — Гэмпстед. Придумайте для себя что-нибудь поласковее. Я всегда зову вас Марион, потому что так люблю звук этого имени.
— Все зовут меня Марион.
— Нет. Я никогда этого не делал, пока не сказал себе, что если это возможно, вы должны быть моею. Помните ли вы, как вы мешали огонь в камине, у меня в Гендон-Голде.
— Помню, помню. Это было нехорошо с моей стороны, не правда ли? Я вас тогда едва знала.
— Это было мило, выше всякого выражения; но я тогда не смел называть вас Марион, хотя знал ваше имя также хорошо, как знаю его теперь. Оно у меня здесь, написано вокруг сердца. Придумайте для меня какое-нибудь название я скажите мне, что оно будет написано вокруг вашего.
— Это так и есть, вы это знаете, лорд Гэмпстед.
— Но какое же название?
— Ваш лучший друг.
— Это не годится. Это холодно.
— Так оно неверно выражает мои чувства. Неужели вы думаете, что дружба моя к вам холодна?
Она повернулась к нему и сидела перед ним, лицом в лицу, как он вдруг схватил ее в объятия и прижался губами к ее губам. В одно мгновение она стояла посреди комнаты. Несмотря на его силу, она с ним справилась.
— Милорд! — воскликнула она.
— Вы на меня сердитесь?
— Милорд, милорд, не думала я, чтобы так поступите со мною.
— Но, Марион, разве вы меня не любите?
— Разве я не сказала вам, что люблю? Разве я не была с вами искренна и честна? Разве вы не знаете всего этого? А теперь я должна просить вас никогда, никогда более не приезжать.
— Но я приеду. Я постоянно буду ездить. Вы не перестанете любить меня?