Марион Фай

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это всего через три дома, — сказала Марион, — и в противоположном направлении. — Тем не менее он проводил ее до дому. — Передайте вашему батюшке мое почтение, — сказал он, — и скажите ему, что Джордж Роден может служить вам чичероне. Если вы приедете на извозчике, вас отвезут в шарабане. В сущности говоря, нет никакой причины, отчего бы его за вами не послать.

— О, нет, милорд. То есть я не думаю, чтоб мы могли быть.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, приезжайте, — сказал он и взял ее за руку, когда дверь дома № 17 отворилась.

В тот же день, вечером, Клара Демиджон сидела запершись с Гэмпстед Дуффер, в квартире последней, в доме № 15.

— Стоя на улице, пожимал ей руку! — говорила мистрисс Дуффер таким тоном, точно волосы на голове ее становились дыбом от этого известия. Это последнее мы, конечно, говорим в смысле фигуральном, так как в действительности голова ее была украшена накладкой, которая должна была помешать остаткам ее волос подниматься дыбом.

— Я это видела! Они вышли вместе из № 11 совершенными голубками, и он проводил ее до дому. Потом он схватил ее руку и держал ее, — о, несколько минут! на улице!.. Чего не позволят себе эти квакерши. Они всем позволяют называть их просто по имени; понятно, что сейчас является короткость. Я никогда не позволяю молодому человеку называть меня Клара, без моего разрешения.

— Еще бы.

— На этот счет нельзя быть слишком осторожной. Сидели они там вместе, в № 11, целых два часа. Что все это может значить? Старая мистрисс Винсент была там, но она уехала.

— Вероятно, ей это все не понравилось.

— Что лорду здесь делать, — спросила Клара, — из-за чего ему так часто бывать? А он вдобавок еще будет маркизом, что гораздо важнее лорда. Одно верно. Не может же это значить, что он женится на Марион Фай?

XVIII. Как жилось в Траффорд-Парке

Конечно, ничем нельзя было оправдать неудовольствия, которое лэди Кинсбёри выражала своему мужу из-за того, что Гэмпстед и сестра его получили приглашение в замок Готбой. Владельцы его были родня ей, а не мужу ее. Если леди Персифлаж решилась извинить все проступки детей первой маркизы, то вины маркиза тут не было. Но по понятиям лэди Кинсбёри посещение его состоялось совершенно вопреки ее желаниям и интересам. Будь это возможно, она бы окончательно отлучила провинившегося молодого лорда и провинившуюся молодую девушку от всяких аристократических связей. Покровительство, оказанное им в замке Готбой, прямо противоречило ее воззрениям. Но бедный лорд Кинсбёри был тут не прк чем. Они недостойны посещать такой дом, как замок Готбой, — сказала она. Маркиз, который сидел один в собственной приемной в Траффорде, сердито нахмурился. Но милэди также была очень разгневана. Они опозорили себя и Джеральдина не должна была бы принимать их.

В этих словах заключалось два повода к неудовольствию. Во-первых, маркиз не мог выносить, чтоб такие вещи говорились об его старших детях. Кроме того, в самом характере этого обвинения проглядывала какая-то особая дань уважения семейству Готвиль, на которую он вовсе не признавал за ним права. Много раз в словах жены его слышалось, будто сестра ее вступила в особенно аристократический дом; и все из-за того, что лорд Персифлаж был членом кабинета и считался политическим деятелем. Маркиз вовсе не был расположен ставить графа, в каком бы то ни было отношении, выше себя. Он мог бы уплатит все долги графа — чего сам граф несомненно сделать не мог — и не почувствовать этого.

Собрания в замке Готбой были гораздо многолюднее собраний в Траффорде, но гостями в замке часто бывали люди, которых маркиз никогда бы не принял. Жена его жаждала общественного значения, которое приписывалось ее сестре, но он, в этом отношении, нисколько не сочувствовал жене.

— Я это отрицаю, — сказал лорд Кинсбёри, поднимаясь со стула, облокачиваясь на стол и грозно смотря на жену.

— Они себя не опозорили.

— А я говорю: «опозорили». — Милэди смело сделала это заявление, так как вошла в комнату, приготовившись к битве и решившись, если возможно, остаться победительницей. — Разве Фанни не опозорила себя, сделавшись невестой человека низкого происхождения, из подонков общества, не сказав об этом и слова даже вам?

— Нет! — крикнул маркиз, который решился противоречить жене во всем, что бы она ни сказала.

— Так я ничего не смыслю в том, что прилично молодой девушке, — продолжала маркиза. — А разве Гэмпстед не знается со всякими плебеями?

— Нет, нисколько.