– О чем?
– О том, кто я. О том, что это за картина.
– Нет, извините. – Валентина выдерживает напряженный взгляд Гертруды.
– Это
– Но, если ее у вас украли, почему вы не пошли в полицию?
На лице Гертруды Киндер появляется презрительное выражение.
– Моя дорогая, я веду речь о Второй мировой войне. Я веду речь о нацистах, отнимающих у богатых евреев произведения искусства.
Наконец-то Валентина начинает что-то понимать. Волна облегчения прокатывается через нее. Она знала, что Тео все-таки хороший человек. Он помогает этой старой еврейке вернуть то, что было похищено у ее семьи во время войны. Но все это по-прежнему кажется совершенно невероятным.
– Я думала, все, что было похищено нацистами, уже вернули владельцам. Разве нельзя было узнать, кто выставляет эти картины на продажу? Неужели вы не могли это выяснить официально?
Зачем нужна вся эта головная боль с похищением картины, если это можно было сделать совершенно легально, Тео?
Гертруда Киндер начинает терять терпение.
– У меня сейчас нет времени все объяснять, дорогуша. Пожалуйста, верните картину. Мне нужно уйти, пока он не пришел.
– Кто? Тео?
– Нет. Хотела бы я, чтобы он был здесь. Так бы я хотя бы чувствовала себя в безопасности. Нет, тот другой, который хочет денег…
С каждой минутой мысли в голове Валентины запутываются все больше и больше. Старушка ладонью накрывает ее руку. Кожа холодная, как камень, но глаза ее ярко блестят.
– Прошу вас, дорогая, отдайте картину.
В облике старушки есть что-то располагающее, что-то такое, что заставляет Валентину поверить ей. В этом лице она видит историю. Страдания и утраты. Она расстегивает портфель и передает ей картину, все еще замотанную в шарф.
– А это что? – говорит Гертруда, начиная развязывать кружева. – Вернуть?
Валентина думает о своей прабабушке и о том, как бы она распорядилась шарфом в подобном случае.
– Нет, оставьте. Это для защиты картины, – поясняет она.