Валентина. Тайные желания

– Отказ от претензий? – недоверчиво произносит она. – Но мы уже занимались сексом…

Леонардо берет ручку и задумчиво засовывает ее кончик в рот.

– Прошу прощения за эту формальность, – говорит он. – Это мое упущение, что я не дал вам на подпись бумагу в прошлый раз, но смысл давешней встречи заключался в том, чтобы вести себя спонтанно.

Она хмурится. Все это смахивает на то, что ею манипулировали. Смотрит на его руку, протягивающую ручку. Она действительно собирается подчиниться этому человеку? Когда подписывает документ, рука ее дрожит.

– Хочу заранее вас предупредить, – говорит он деловым тоном, словно имея в виду какое-то совершенно обыденное событие, а не ночь дикого секса, – в моем клубе мы практикуем безопасный секс. Так что вам не нужно волноваться об этой стороне дела.

Прямолинейность подобного заявления заставляет ее побледнеть.

– Разумеется, я буду использовать презервативы, если мы дойдем до коитуса, так же, как было в субботу.

Если? Разве они только что не договорились, что именно этим и займутся?

Леонардо снова надел очки, и, пока он говорит, Валентина видит в них свое отражение. Но она старается не смотреть на себя. Ей хочется отстраниться как можно дальше от того, что вскоре произойдет. Неужели она действительно собирается сделать такое? Разве это не предательство? Всего неделя одиночества, и она уже занимается сексом с другим мужчиной без участия своего любовника. Но она ничего не может с собой поделать. Ей нужно познать другую сторону своей сексуальности. После той ночи с Розой и Селией что-то изменилось в ней. Ею движет не просто любопытство, где-то глубоко в душе сидит желание, потребность узнать, каково это – подчиняться. Подобную истину трудно принять, но это истина. Ей нужно исследовать это вне периметра отношений с Тео, со своего рода экспертом, таким человеком, как Леонардо, знающим, что делает.

– Итак. – Леонардо ставит локти на стол и упирается подбородком в сплетенные пальцы. – Может, у вас есть вопросы?

– Когда вы поняли, что будете заниматься… – Она запинается. – То есть как вы узнали?

– Я всегда это знал, – просто отвечает Леонардо. – С детства. Мне было шесть, и я играл с девочкой на пару лет старше меня. Знаете, Фрейд говорит, что у всех детей есть садомазохистские наклонности.

– Очень некорректное утверждение, – комментирует Валентина, чувствуя, как у нее встают волосы на загривке. Только не вмешивай в это детей.

– Я знаю, – кивает Леонардо. – Но думаю, он прав. Это не означает, что дети не ранимы и не целомудренны.

Тут Валентина кое-что вспоминает. Она пытается подавить воспоминание, но оно темной тучей поднимается из глубин ее подсознания. Это случилось, когда ей было около восьми. Она тогда увидела что-то. У матери был настолько свободный нрав, что после ухода отца Валентины через их дом прошла целая череда мужчин. До тех пор, пока мать не выставляла очередного поклонника, между ними царила атмосфера свежей, показной любви. И вот однажды Валентина случайно увидела мать в ее спальне. Этот образ до сих пор сохранился в ее памяти. Мать сидит на стуле лицом к спинке. Она в бюстгальтере и нижней юбке. Руки связаны сзади, ноги привязаны к стулу, во рту кляп. Но Валентина тогда не пришла в ужас и даже не испугалась. Более того, где-то через неделю она повторила эту игру с одноклассником, попросила его привязать себя к стулу и поцеловать. Мальчик не только выполнил ее просьбу, но еще и задрал ей юбку на голову, чтобы посмотреть на трусики.

Так вот что поселило в Валентине такое желание! Это передалось ей от матери. Недавно Леонардо сказал, что подчиняющиеся личности часто склонны к нарциссизму. Это в полной мере относится к ее матери и, если быть честной, к ней самой.

– Знаете, – обращается к Валентине Леонардо, – садомазохизм может являться своего рода катарсисом[17]. Пройдя через обнажение и унижение, можно достичь целостности, воссоединиться с той частью своей личности, которую вы отодвигаете и подавляете.

Валентина облизывает губы.

– Я не люблю боль, – тихо говорит она.

– Увидим, – отвечает он, допивая вино. – Итак. – Он встает. – Вы готовы?