Валентина. Тайные желания

Она отрывает взгляд от ореховых половиц и смотрит в лицо Леонардо. Его выражение не похоже на то, какое бывает у любовников, – ни трепетного волнения, ни восторга. Он смотрит на нее, словно в зеркало. Она чувствует, какая тесная связь образовалась между ней и этим мужчиной. Восхитительная сопричастность вхождения в их личную эротическую игру. Он вынимает из нее пальцы, одним поддевает край чулка и медленно стаскивает его. Потом проделывает то же самое со вторым чулком. Теперь ей не за чем прятаться, она осталась даже без черных чулок и пояса. Она полностью обнажена. Валентина знает: прикасаясь к ней, он понимает, что она возбуждена. В эту минуту удовольствие пересиливает страхи.

– На кровать, – командует он.

Валентина разворачивается и забирается на кровать.

– Встань на четвереньки.

Означает ли это, что Леонардо собирается взять ее сзади, как в ту субботу, только без Тео и Селии? Мысль о Тео разрывает сердце, но она уже не может остановиться. Она словно ощущает его присутствие. Он – часть ее сексуальных потребностей.

Валентина стоит на четвереньках и ждет. Слышит, как Леонардо ходит по комнате и подносит свечи ближе к кровати, чтобы она почувствовала их тепло. Она пытается подсмотреть за ним в зеркала, развешенные на стенах, но в комнате слишком темно, чтобы можно было что-то четко разглядеть. Видны только трепещущие огоньки и движение. Он становится на кровать позади нее. Когда прикасается к ней, она понимает, что он все еще в джинсах. Он завязывает ей глаза, теперь она уже ничего не видит, а потом прижимает ее лоно к своему сокрытому тканью брюк члену. Нежной мягкой плотью она чувствует, как он тверд, и от этого перестает быть человеком, превращаясь в дикого зверя, ненасытную самку. Ей хочется закричать на Леонардо, приказать ему войти в нее немедленно, но, конечно, она не может этого сделать. Она обязана поступать так, как он прикажет. Подавление природных инстинктов возбуждает ее еще больше, и теперь от ожидания ее тело поет.

– Опустись на локти, – велит Леонардо, – и положи голову между рук. Теперь выше подними ягодицы.

Она выполняет его указания и сейчас чувствует себя максимально открытой для него, когда ее зад торчит кверху, как у животного, жаждущего спаривания. Перед глазами так темно, что воображение само начинает дорисовывать картины. Леонардо обнажен. Леонардо входит в нее. Они трахаются. Это так порочно, грязно, неправильно, но она чувствует лишь, как он гладит ее ягодицы, несильно сжимает их, скользит рукой вниз, между ног, и прикасается к ней так, что ее тело начинает дрожать от желания.

– Думаю, теперь ты готова, – тоном, лишенным какой бы то ни было страсти, произносит он. – Теперь я хочу, чтобы ты замерла и не шевелилась, Валентина.

Она смотрит в черную ткань повязки на глазах и ничего не видит. Она затаивает дыхание. Что он сделает? Она вздрагивает, когда что-то горячее прикасается к ее ягодице. Горячее и жидкое, очень горячее, но не обжигающее. Она слышит потрескивание свечного фитиля и вдруг понимает, что делает Леонардо. Mio Dio, он льет воск на ее зад! Она уже готова крикнуть СТОП или хотя бы ПАУЗА, но не кричит. Если остановить Леонардо сейчас, она никогда не узнает и не поймет его мира. А ей всем сердцем хочется этого. Да и не так уж больно. Она вспоминает, сколько раз играла со свечками и специально капала воском себе на пальцы, чтобы через несколько минут снять застывшую массу. Ей всегда нравилось, как горячий воск покалывает кожу, а потом, остывая, стягивает ее.

Она закрывает глаза, хотя они и спрятаны под повязкой, и концентрируется на ощущениях того, что с ней делает Леонардо. Похоже, он направляет струйки жидкого воска так, чтобы они скатывались с ее ягодиц на ноги. Постепенно он приближается к самой нежной части ее тела. Она на грани паники. Неужели он собирается лить воск туда? Нет, он этого не сделает. Однако расплавленный воск неожиданно доставляет ей чрезвычайно эротические ощущения. Капая, он сначала покалывает кожу, потом сбегает струйками по ягодицам и застывает. Она невольно издает стон. Все это настолько странно! И тем не менее вот она стоит на четвереньках, позволяет мужчине лить горячий воск себе на зад и получает удовольствие от своей покорности.

Воск щекочет кожу все ближе и ближе к самой потаенной части тела. Она ощущает, что лоно ее увлажняется от предвкушения. Тоненький ручеек пробегает у нее между ног, но туда не попадает. Она уже едва удерживается на грани страха и страсти. Воск льется на нее снова и снова, и она чувствует, как он сушит кожу, застывая на ней слоями. Внутри у нее все дрожит, пульсирует и сжимается, и вдруг, к ее безмерному изумлению, наступает оргазм. Леонардо даже не прикоснулся к ней, ни ртом, ни пальцем, он не занялся с ней сексом, но сумел довести ее до оргазма. Это ощущение не похоже на то, что она знала до того, это внутреннее выражение ее глубинных желаний.

Леонардо прекращает лить воск. Он опускает руку и прижимает к ее складкам горячий кончик пальца. Она начинает снова заводиться, и он давит сильнее, выводит пальцем круги, гладит. Она снова испытывает оргазм, задыхаясь так, будто тонет в пучине своей страсти. Но он не останавливается. Ей кажется, что она сейчас сама расплавится в его руках, как воск, но он продолжает ласкать ее горячими пальцами, заставляя кончать снова и снова. Она кричит. Пожалуйста! Но он не останавливается. О чем она просит? О том, чтобы он остановился, или о том, чтобы не прекращал? Оттолкнула ли бы она его, не будь его рабыней? Абсолютная власть Леонардо над ней освобождает ее от страхов, ибо она принадлежит ему и он сам решит, когда прекратить эту сладостную пытку.

Какой это по счету оргазм? Кажется, она сейчас рассыплется на кусочки, не в силах сохранить в целости свое потрясенное тело. Наконец его пальцы замирают, и она падает лицом на постель, содрогаясь всем нутром. Ей кажется, что она сорвала с себя последние покровы, обнажив пред Леонардо свою сущность, словно заново родилась. Она долго лежит ничком. То, что сейчас произошло, ошеломительно, поэтому она утратила способность говорить и даже двигаться. Она слышит, как Леонардо отходит к столу, выдвигает ящик и возвращается к ней. Он накрывает ее плечи и спину тонким шерстяным одеялом, а потом при помощи ваты и холодного крема нежно счищает с нее затвердевший воск. Он медленно, методично скребет и трет, пока ей не начинает казаться, что он очищает не только ее тело, но и душу. Наконец он заканчивает. Она лежит на боку, на нее наброшено тонкое одеяло. Она чувствует головокружение и усталость, как будто сущность ее превратилась в эфир, словно теперь она и не она вовсе, а тень того, что ею было когда-то.

Леонардо достает из-под кровати еще одно одеяло, накрывает ее. Потом подползает к ней и снимает с ее глаз повязку. Она моргает от красного света, наполняющего комнату. Свечи задуты, и в Бархатной Преисподней теперь темно как никогда.

– Ну как? – спрашивает Леонардо, наклонив голову набок, глаза его чернее ночи.

В ответ она произносит лишь одно слово. То, что она испытала, не унижает, это не оскорбительно, не болезненно и даже не сексуально. Единственное слово, которое она сказала Леонардо, – «божественно».

Он целует ее в щеку, и они улыбаются друг другу. В тот миг она снова ощущает глубокую внутреннюю связь с ним, их равенство. Они не влюблены, они любовники других людей, но вместе сыграли в эту интимную игру. Ей бы испытать чувство вины, но почему-то этого не происходит.

– Теперь спите, – говорит он, заправляя волосы ей за ухо.

Валентина закрывает глаза. Ей хочется сохранить это ощущение божественности во сне. Ей хочется поделиться им с Тео.