Волк в ее голове. Книга II

22
18
20
22
24
26
28
30

В глазах проступает раздражение, губы складываются в прямую линию.

Леонидас тыкает в телефон и с минуту дожидается ответа.

— Не смей отнимать у неё трубку! Я имею право говорить со своей дочерью! И если ты…

Он замолкает на полуслове и опять рассматривает экран — бешено, зло.

— Стерва!

Сотовый шлёпается на стопку диагностик, и мне вспоминаются слова Валентина: что-то о семье Леонидаса. Не то развод, не то разъезд, не то…

— Стерва!!! — ещё громче повторяет Леонидас, хватает мобильный вновь и выходит из класса. Занавески поднимаются синим парусом, мои щиколотки обдаёт ледяной сквозняк. Полупрозрачные портреты химиков под потолком постукивают друг о друга, и вскоре из коридора долетают рикошеты телефонной ругани: «Катя», «развод», «пустынь», «школа».

Минут пять спустя Леонидас возвращается и молча бухается за стол. Лицо пылает всеми оттенками красного, глаза блестят.

— Значит, твой отец часто не бывает дома? — спрашивает он с вызовом.

— Ну, с нами живут его девушки.

— Если твой отец подолгу не дома, это не нормально. Дети должны быть с родителями. С обоими родителям. Дети должны говорить с обоими родителями. Если этого нет…

— Слушайте, я достаточно взрослый, чтобы…

— Сомневаюсь.

— …время от времени, скажем, жить одному или… э-эм, с новой пассией отца. Или со старой. Не знаете, когда их уже считать старыми? Не в смысле возраста, а в смысле новизны?

Я осознаю, что опять держу ручку. Щ-щёлк?..

Леонидас хватает очередную диагностику, проглядывает верхние ответы и сердито бросает обратно в стопку.

Занавеска рябит, поскрипывает на сквозняке; с улицы тянет морозцем. На каждый мой щелчок у Леонидаса дёргается бровь.

— Артур! Да… — Он подбегает и выдёргивает у меня ручку. — Получишь после уроков. Хоть общёлкайся.

Ручка улетает в ящик стола, Леонидас возвращается за проверку.

— А чё будет, когда вы поговорите с отцом?