Волк в ее голове. Книга II

22
18
20
22
24
26
28
30

Вдали, в высоте, стонет церковный колокол, и сердце у меня холодеет от нехорошего предчувствия.

Господи, Диана же в самом деле боится жителей пустыни. До смерти боится.

Телефон в кармане подпрыгивает чёртиком.

Опять Леонидас?

Опять.

Я с удовольствием сбрасываю вызов.

Диана возвращается под церковный перезвон: сутулая, усталая, бледная.

— Ненавижу колокола, — бурчит она, упирается головой мне в грудь и так застывает.

— Не нужно с ними говорить. — Чувствуя внезапный порыв, я глажу Диану по затылку. Волосы там короткие и лежат пёрышками, а шея тёплая и тонкая-тонкая, как у лебедя. Чёрного лебедя. — Я всё сделаю.

Она медленно, через силу выпрямляется, словно толкает спиной неподъёмную тяжесть, и хмуро смотрит на меня.

Я смущаюсь от собственной нежности и отдёргиваю руку. Краснею.

— Старый железнодорожный съезд после лесхоза, — сообщает Диана своим красивым чистым голосом. — Женщина сказала, там строили приют для детей-инвалидов. Похож на шоблу труб.

* * *

Вечереет. Поскрипывает велосипедная цепь. Мы едем сосновым лесом, по болотистой грунтовке с накидными настилами — словно бы плывём сквозь дурной сон.

— «Это» Земля? — спрашивает Диана. Чёрные глаза её осоловели от усталости, лицо осунулось. Полагаю, Артур Александрович выглядит не лучше.

— Слишком просто.

— Ей одиноко.

— У Земли нет по этому поводу психологических проблем. Скорее, э-э-м… физиологические.

Слева вырастают ажурные циклопы ЛЭП. Сквозь их опоры полыхает огненный шар солнца. Он немного согревает нас и убегает вбок, не найдя ничего достойного внимания.

Грунтовку изрезают полузамёрзшие лужи талой воды, растекаются по низинам, ширятся, соединяются. Типичное Северо-Стрелецкое болото. Каждую весну оно окружает город и держит в осаде до конца мая, пока солнце и ветер высушивают землю, а воздух заполняют полчища гнуса.

— Оки, «это» в нашей Солнечной системе?