Диана подходит, набрасывает на меня куртку. Запах от кожанки струится особый, гуталиновый. Я кое-как надеваю левый рукав, а Диана натягивает правый. Её прохладные пальцы пробегают по моему плечу, вызывают мурашки. Прохладные пальцы с облупленным чёрным лаком на ногтях.
Откуда это едкое чувство вины? Ведь Диана шибанула меня топором — не наоборот.
— Интересно, чего бы мама сейчас сказала?.. — шепчет Диана.
Что куртка Артуру Алекандровичу идёт, хотя и старомодна.
Ладно, очень старомодна.
— Чел, можно… можно тебя попросить?
— Нет.
Я хочу пошутить, но выходит нервно и грубо.
— Чел, пожалуйста! Не говори папе и… и в гимназии. Оки? Или придумай что-то, я не знаю. Только не говори никому, что я здесь и что я… Пожалуйста-пожалуйста! Чтобы за мной не присылали уёбков-соцработников или…
— Не матерись. Я уже кровью из ушей истекаю.
— Да блядь! Не расскажешь?
Кому? Бате? Валентину? О, так много людей, которые не поймут — даже не знаю, кого выбрать.
— Чел. Пожалуйста-блин-пожалуйста.
— Не расскажу. В итоге-то про маму чё?
Диана едко улыбается одними губами и убирает с лица чёлку.
— Так интересно?
Она злится. Точно злится, но я не понимаю, за что.
— Тебе неприятно об этом говорить?
Диана фыркает.
— Я счастлива об этом говорить! Давай! Конечно! Мы же такие друзья, что делимся всем с утра до вечера!