Начало игры,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Блин, нет в мире справедливости…

В этот момент в кабинетик вошла официантка с подносом, поставила перед новым посетителем заказ — кружку пива и тарелку каких-то крупных хлопьев, после чего сразу вышла, плотно прикрыв дверь.

Хакер мгновенно собрался.

— Ты хоть знаешь, что в твоем восемнадцатом охраны чуть не батальон нагнали, и все внешние заходы по цифре секут жёстко? — спросил он рейдера.

— Подозреваю, — хмыкнул в ответ тот, — хотя перебор, конечно. По идее, должна быть пара проверяющих и к ним, ну, взвод. Ты только это сказать пришел?

— Нет. Предложить три варианта проникновения. Как обычно: хороший, плохой и странный.

Хакер вытащил из внутреннего кармана куртки голограммер и нажал кнопку включения.

— Итак, надо встроить мою приблуду в их коммуникационный центр достаточного уровня. Чтоб инфопакеты были типа внутренними. Как я уже говорил, вариантов исполнения — три. Первый — он же «Хороший». Просто идеальный. Узел высшего допуска аж в сорока километрах от нужной нам точки, почти на периметре. Второй. Как ты понимаешь, «Плохой». Тридцать километров за периметр… — он не спеша показывал на карте места. — И «Странный»…

— «Хороший» нах, — тут же забраковал Керро. — Уж слишком подозрительно хорош. И в придачу нет толковых путей отхода. А до «Плохого» мне три дня ползти по корпоративной территории. Слишком долго. Давай «Странный».

Цифрыч расплылся в ухмылке:

— А «Странный» — он и есть странный…

* * *

Айя топала по улице на шаг позади Керро. Он шёл неторопливо и был похож на ледокол, рассекающий замёрзшее море — плыл строго по курсу, оставляя после себя шлейф освобожденной из мерзлого плена воды (пустой улицы) и раскрошенные глыбы (уступивших дорогу прохожих). Сравнение было настолько идиотским, что девушка заулыбалась. Однако факт оставался фактом: люди перед Керро и впрямь инстинктивно расступались. И Айя шла следом, радуясь, что в свете чужой мрачной славы можно, по крайней мере, не ждать тычка в бок от местной шпаны.

На её яркий истерический наряд поглядывали с любопытством, ещё бы — такое зрелище. Один из местных пацанят, сидевший на пороге старого дома и смоливший сигаретный бычок, даже присвистнул в восторге. Девушка из какого-то внутреннего озорства подмигнула ему сквозь прорези в кружеве маски и потом еще долго чувствовала спиной восхищенный взгляд.

Где бы ни жили люди, они по-прежнему умели ценить необычное и красивое. Да, понятия необычного и красивого сильно отличались, но всё-таки. Для грязного паренька из черного сектора девушка в кричащей юбке дешёвой стриптизерши выглядела достойной внимания.

Странно. Что же случилось вдруг с людьми, если они, умея худо-бедно отличать хорошее от плохого, красивое от безобразного, вдруг стали жить вот так? Айя посмотрела на серый город. Когда-то ведь, когда только построили эти дома, они были новыми, высокими, целыми, блестели стеклом и хромом, манили всякими соблазнами, а потом вдруг превратились в руины. Почему? Что стало причиной, и неужели нельзя вернуть, как было? Чтобы строили музеи и театры, писали книги и снимали фильмы, по вечерам гуляли в парках, в которых растут деревья, ездили на автомобилях, автобусах и метро, работали, ходили в школу и ни у кого не было бы при себе оружия. Это же здорово!

Раньше ведь было именно так — и книги, и фильмы, и путешествия, и цветы, и огромные магазины, прилавки которых ломились от продуктов. Почему сейчас мир так съежился? Кому от этого стало лучше? Как вышло, что забыли столько всего интересного? Теперь взгляду открываются лишь руины — жалкие останки безвозвратно ушедшей эпохи. А люди словно вычеркнули из памяти все, что было прежде хорошего. Словно не с их предками было. И научились жить иначе, презирая то, что некогда сами же создавали. Скажи сейчас кому-нибудь, что можно не бегать с пистолетом по развалинам, а, например, учиться музыке… Засмеют ведь. Скажут — дура. Наверное, будут правы.

Мысли сами собой возвращались к разговору с татуированным парнем в «Двух хризантемах». Он показывал голографические карты, тыкал пальцем в переплетения коммуникаций, что-то с жаром говорил…

Айя слушала и ощущала обреченную безнадёжность. Из-за неведомой и зыбкой цели на периметр, на бетонные стены, на колючую проволоку и мины собирался идти вот этот немногословный мужик, шагающий сейчас впереди. Так просто, обыденно. Ей к подобному никогда не привыкнуть. Керро сказал, мол, это потому, что ей промыли мозги. А Айе казалось — это они тут все до одного чокнутые. Ну, ненормальные же!

МакГи с привитым лабораторно безумием, Цифирь, одержимый информационной слежкой, Керро со своими заскоками. Ни одного ведь психически уравновешенного. Да взять хоть Гершеля, у которого мерная лента была короткой и с двумя плотными синтетическими петлями на концах. Уж явно не для удобства измерения.