Исполнение желаний,

И Пэм, влекомая обещаниями и надеждой, пошла. Через силу. Напоминая себе, что делает это ради поисков Рекса, ради своего материнского спокойствия.

Внутри церковь оказалась потрясающей. Потолки терялись в высоте и были не прямыми, как в цехах или комнатах общежитий, а сводчатыми. У Памелы захватило дух.

Вдоль широкого прохода стояли широкие скамьи, на которые рассаживались прихожане, а впереди на возвышении, устланном ковром, расположилась невысокая трибуна. Всё впечатление портили только навязчивые голограммы. Они переливались вдоль выкрашенных белой краской стен, сияли, закрывая собой узкие остроконечные окна, маячили под высокими сводами… Девизы, цитаты из Правил корпоративной этики и, конечно, изображения счастливых улыбающихся людей с логотипами «Виндзора» на одежде. Эти люди обнимались, заботливо склонялись друг к другу, трудились в производственных цехах, а на лицах у них было написано такое глубочайшее удовлетворение, что Пэм стало и завидно, и противно. Она в жизни не видела столько счастливых дураков.

Церковь Корпоративного Духа показалась Памеле Додсон чем-то вроде наркоманского притона чёрного сектора, которые иногда показывали в кино. С той лишь разницей, что здесь людей отравляли не вызывающими эйфорию веществами, а ложью. Ложью, которая принуждала их изображать счастье, вместо того, чтобы испытывать его по-настоящему.

Да, здесь царила атмосфера такого удушающего отчаяния, что Пэм побоялась увязнуть и утонуть. Хорошо хоть стена за кафедрой была пустой — с одним огромным строгим логотипом «Виндзора». Взгляд невольно останавливался именно на ней — отдыхал от визуального мусора навязчивых голограмм.

— Садись, садись, — шепнула Соня. — Мест, видишь, совсем мало осталось свободных.

И она подтолкнула Пэм к одной из скамеек, где ещё можно было устроиться.

Вообще Соне, похоже, в церкви действительно нравилось, она здоровалась с прихожанами, о чём-то с ними разговаривала, и только Пэм сидела, чувствуя себя неуместной и ненужной в этом сообществе, среди людей, которые вот-вот собирались слиться в экстазе беспричинной радости. Однако Памела напомнила себе, что никто не заставляет её становиться постоянной гостьей в этом неприятном месте… На неё поглядывали с любопытством и сочувствием, но не заговаривали и ни о чём не спрашивали.

Наконец, голоса прихожан стихли: на устланное коврами возвышение поднялся моложавый седовласый мужчина с аккуратной бородкой и добрым располагающим лицом. Одет он был в строгую белую рубашку с чёрным воротничком-стойкой, а на шее носил красивую цепь с логотипом компании.

— Сегодня праздничная служба, — тут же шепнула на ухо Пэм Соня, которая считала своим долгом просвещать подругу в тонкостях культа. — Видишь, Преподобный в белом? Значит, праздник. Повезло тебе — первый раз пришла, и сразу такое.

Памела на это лишь растерянно улыбнулась.

Словно в ответ на её улыбку, улыбнулся и стоящий за узкой трибуной Преподобный. Он гостеприимно вскинул руки, простирая их к пастве, после чего провозгласил глубоким чистым голосом:

— Сёстры и братья, сегодня великий день! Именно сегодня пять лет назад над этим зданием впервые воссиял логотип компании, а все мы смогли собраться здесь, чтобы славить то, что даёт нам любовь, силу и защиту в этом жестоком мире, полном опасностей и горя.

После этих слов свет в зале потускнел, будто по сигналу. Автоматические ставни на узких окнах с легким жужжанием опустились, повсюду загрохотали скамьи — это прихожане с готовностью вставали на ноги. Пэм поспешила подняться вместе со всеми, хотя и не понимала для чего.

Голограммы вдоль стен медленно погасли, а за спиной преподобного словно разверзлась ярко-голубая бездна, над которой воспарил логотип «Виндзора». Ещё через мгновение с потолка полилась громкая музыка, гнетущая и торжественная. От раскатистого глубокого звука волоски на коже сразу встали дыбом, а по рукам и спине побежали колючие мурашки… Памела даже не сразу узнала гимн корпорации, так странно он звучал, исполняемый на неведомом инструменте.

— Это орган, — крикнула на ухо подруге Соня. — Правда, красиво?

А когда вступительный проигрыш завершился, паства в едином воодушевлении грянула: «Спасибо компании нашей за свет, за любовь, за тепло…» Пэм автоматически пела вместе со всеми. Сперва она чувствовала себя глупо, а потом, оглядевшись по сторонам, странным образом воодушевилась. Люди вокруг неё и вправду были счастливы, они верили в то, о чём пели, и ведь правда, пели о хорошем: о корпорации, о её процветании, о великих делах, о расширении влияния и трепетной заботе о каждом сотруднике…

Мало-помалу скептицизм начал отступать. Памелу подхватило и понесло общее настроение: ощущение любви, стабильности и защищённости. Ей стало хорошо и радостно, казалось, будто она летит в светлую бездну за спиной Преподобного, летит к счастью и радости.

Рядом улыбалась довольная Соня, она кидала на подругу торжествующие взгляды и всем своим видом показывала, как рада, что Пэм, наконец-то, перестала упрямиться и пришла туда, куда её зазывали столько лет.

Когда гимн «Виндзора» отгремел, а пробирающая до мурашек музыка стихла, стена снова стала стеной, прихожане расселись обратно по местам, а Преподобный Мэддок всё тем же бархатистым ласковым голосом заговорил со своей трибуны: