Словно часы посреди бала пробили двенадцать, и все золушки остались с тем, с чем они были до прихода феи-крестной и отъезда на бал: карета превратилась в тыкву на телеге, принцессовское платье — в лохмотья падчерицы-служанки, уложенная прическа и макияж — в пятна сажи на лице и в мозоли на руках.
Бал закончился.
Глава 31
В Симферополе переночевали в каком-то наспех найденном подобии коммунальной квартиры, с орущими детьми, растрепанными женщинами, с развешанным на огромной общей кухне бельем — штопанным, старым.
Таня робко поинтересовалась, почему белье не развесили на солнце во дворе: и высохнет быстрее, и головой не будут его задевать, как на кухне. Перед тем, как ответить, ее смерили иронически-презрительным взглядом:
— Вы с ума сошли?! На рынке простая рубашка уже тридцать тысяч стоит. И глазом не моргнете, как украдут.
В комнату вошла хрупкая девушка, тоже уставилась на развешанное белье и обратилась к опасавшейся воров женщине:
— Елена Николавна, голубушка! Да ведь это просто чудо! Где же вы жавелевую воду раздобыли?
— Сонечка, ну откуда нынче жавелевая вода? Просто надо правильно стирать, и достаточно только мыльца самую малость.
— Но как?! Уж я терла, терла, только дыру сделала, так обидно, теперь таких панталон не достать.
— Ну, неужто ты, Сонечка, первый год стираешь? Прислуга у всех, считай, еще в семнадцатом году разбежалась.
— Я раньше носила стирать подруге свекрови. Но Евдокия Кузьминична умерла весною. Сыпняк. Теперь вот сама мучаюсь с этим бельем, и ни черта не выходит.
— Тут нужно знать секрет. Ты, главное, не сразу начинай стирку, а сперва положи в холодную воду. Чтоб засохшая грязь отмокла, растворилась, отстала от ниточек. Как постояла часика три-четыре, так отжимаем. Хорошенько намыливаем отжатое, в железный таз складываем, заливаем водой и — на огонь. Пусть кипит, как борщ…
— Про борщ — это славно звучит, — в комнату вошел муж Елены Николаевны, обрюзгший мужчина средних лет в старенькой рубашке с висящими от пояса к коленям подтяжками. — Порадуешь сегодня?
— Не с твоим жалованьем, Федя. Говядина уже тысяча рублей фунт.
— Ты же говорила, — подешевела?
— То в июле подешевела. С девятьсот пятдесят до девятисот. Нынче опять подорожала. А соленая рыба за месяц подскочила вдвое. Меньше полутора тысяч уже и не найдешь.
— Вот тебе и раз! А ведь я помню, помню, как перед войной говядина стоила пятнадцать копеек за фунт.
— Знаешь, как у нас в Катеринославе говорили: «Згадала бабка, як дивкою була». Нашел, что вспоминать. Ты лучше скажи, почему нам на фунт мяса не хватает.
— Леночка, я не заводской рабочий и не спекулянт, я всего лишь честный чиновник. И потом, за спекуляцию судят.
ebooksa