— Мыш?
— А? — Он поднял глаза: Кейтин вытаскивал записчик. — Чего тебе?
— Сделай что-нибудь.
— Что?
— Я провожу эксперимент. Сделай что-нибудь.
— Чего мне сделать?
— Что угодно, что у тебя в голове. Давай.
— Ну… — Мыш нахмурился. — Ладно.
Мыш сделал.
Близнецы в другом конце вагона удивленно обернулись.
Тййи и Себастьян поглядели на Мыша, друг на друга, снова на Мыша.
— Персонажей, — сказал Кейтин в записчик, — лучше всего обнаруживают действия. Мыш отошел от окна, замахал рукой по кругу. По его лицу я могу заключить: его забавляет, что я удивился ярости его движений, и в то же время ему любопытно, удовлетворен ли я. Он опять уронил руки на окно, дыхание чуть учащенное, костяшки вдавлены в подоконник…
— Эй, — сказал Мыш. — Я всего-то покрутил рукой. Одышка, костяшки… этого всего не было…
— «Эй, — сказал Мыш, сунув большой палец в дырку на штанине, — я всего-то покрутил рукой. Одышка, костяшки… этого всего не было…»
— Да блин!
— Мыш выпростал большой палец, нервно сжал руку в кулак, рявкнул: «Да блин!» — и отвернулся, разозлившись. Есть три типа действий: намеренные, привычные и беспричинные. Персонажа, чтобы он стал непосредствен и постижим, следует представлять всеми тремя. — Кейтин глянул в переднюю часть вагона.
Капитан смотрел сквозь обтекавшую крышу волнистую панель. Желтые глаза проницали Ее чахоточный свет, пульсировавший огневыми точками в тлеющих углях небес. Свет столь слабый, что капитан даже не щурился.
— Я сбит с толку, — признался Кейтин разукрашенной коробке, — несмотря на вышесказанное. Зерцало моего восприятия совершает поворот, и то, что сперва казалось беспричинным, я вижу достаточно часто и вынужден заключить: речь о привычке. То, что я счел привычным, теперь видится частью великого замысла. А то, что я изначально принимал за намерение, взрывается беспричинностью. Зерцало повертывается вновь, и персонаж, в котором я видел одержимость намерением, разоблачает это намерение как жалкую привычку; его привычки беспричинно нецелесообразны; и те действия, что я трактовал как беспричинные, являют вдруг самую демоническую цель.
Желтые глаза отстали от усталой звезды. Лицо Лорка прорвало вкруг шрама из-за не увиденной Кейтином Мышовой шалости.
Ярость, задумался Кейтин. Ярость. Да он смеется. Но как прикажете различать ярость и смех на таком-то лице?
ebooksa