— Так, — дыхание Рэтлита вырывалось из губ облачком, — вы меня потеряли. Найдите меня обратно. Откуда они прилетели?
Снег скрипел под полозьями, а мы смотрели на баржу, почти достигшую белого горизонта.
— Из Андока, разумеется, — сказала Алегра; лай затихал вдали. — Откуда еще?
Белое затмилось и стало черным, а ладья — сверкающим пятном в галактической ночи, влекомым трудолюбивыми кометами.
— Андок — самая дальняя из посещенных на сегодня галактик, — объяснил я Рэтлиту. — Экспедиция вернулась только на прошлой неделе.
— Больная, — добавила Алегра.
От жара кровавые пузыри вскипели у меня в глазах; я соскользнул на землю, хватая ртом воздух… язык стал шершавый, как бумага…
Рэтлит кашлянул.
— Алегра, хватит! Перестань! Не нужно драматических эффектов!
— Ой, Рэтти, Вайм, простите.
Прохлада, влага. Тошнота уходит, заботливые сиделки торопливо собирают куски тела, пока целое не становится прекрасным — или настолько ужасным, что в этом ужасе есть своя красота.
— Ну, в общем, — продолжала она, — они вернулись больные, подхватили там что-то. Оказалось, что оно не заразное, но они будут этим болеть до конца жизни. Раз в несколько дней они внезапно теряют сознание. А перед тем истерически хохочут. Дурацкая болезнь, но ее пока не научились лечить. Золотые от нее не перестают быть золотыми.
Рэтлит рассмеялся. И вдруг спросил:
— А сколько времени они валяются в отключке?
— Всего несколько часов, — ответила Алегра. — Наверно, ужасно противно так болеть.
И я ощутил легкий зуд в разных местах, которые невозможно почесать, — между лопатками, в глубине уха, на нёбе. Вы когда-нибудь пробовали почесать нёбо?
— Ну что ж, — сказал Рэтлит, — давайте посидим переждем.
— Мы можем разговаривать, — предложила Алегра. — Тогда нам не покажется, что прошло так ужасно много…
И несколько веков спустя закончила:
— …времени.