Бунт на «Баунти»,

Перселл. Не считаю. Должно быть, им помешали. Они не такие трусы, как мистер Хейворд и мистер Халлет.

Суд. Учитывая все обстоятельства, считали ли вы, что мистер Байэм бунтовщик?

Перселл. Я считал, что он замешан в бунте.

Суд. А мистер Моррисон?

Перселл. Его я бунтовщиком не считал.

Воцарилось молчание. Через несколько мгновений лорд Худ проговорил:

— Подсудимые могут задавать вопросы свидетелю.

Я. Как глубоко сидел баркас, когда в нем находились уже все?

Перселл. Высота надводного борта была около семи с половиной дюймов.

Я. Мог ли, по-вашему, еще кто-нибудь сесть в баркас, не угрожая безопасности остальных?

Перселл. Больше никого взять было нельзя. Капитан Блай сам просил, чтобы больше никого на баркас не посылали.

На следующее утро 14 сентября давал показания Томас Хейворд. Мы ждали этого с нетерпением. Хейворд стоял вахту с Кристианом и был на палубе, когда начался мятеж. Мне было очень интересно, совпадет ли его рассказ с тем, что мне поведал Кристиан, пригласив к себе в каюту. Однако Хейворд даже не упомянул о том, что спал на палубе, в момент захвата корабля. Он сказал, что стоял на корме и следил за акулой, а к нему подошел Кристиан и попросил присмотреть за кораблем, пока он сходит вниз.

— Несколько минут спустя, — продолжал он, — к моему величайшему удивлению, я увидел Кристиана, Черчилля, Беркитта, Самнера, Куинтала, Маккоя, Мартина, Хиллбрандта и Смита, двигавшихся к корме с мушкетами и штыками в руках. Я пошел навстречу и спросил Кристиана, что это значит, но он приказал мне придержать язык. Мартина оставили на палубе часовым, а остальные направились в каюту к мистеру Блаю. Вскоре я услышал крик мистера Блая «Убивают!» и голос Кристиана, который приказал принести кусок линя. Джон Миллз отрезал часть лот-линя и понес бунтовщикам. Эллисон, стоявший у руля, покинул свой пост и вооружился штыком. Матросы высыпали гурьбой на палубу. Как только баркас был спущен на воду, Джону Самьюэлу, Джону Халлету и мне приказали садиться в него. Мы попросили, чтобы нам позволили собраться, и это было разрешено. Примерно тогда же я обратился не то к Стюарту, не то к Байэму — кажется, к Байэму — и посоветовал ему присоединиться к нам, но не помню, что он мне ответил. Когда я снова поднялся на палубу, то увидел, что одним из часовых к капитану Блаю приставлен Эллисон. Нас заставили сесть на баркас. Я помню, как Тинклер, садясь, крикнул: «Ради бога, Байэм, скорей!» Когда нашу посудину тянули к корме корабля, я видел Байэма и Моррисона, стоявших у гакаборта среди других мятежников. Вид у них был вполне довольный. Беркитт грязно бранился, а Миллворд насмехался над капитаном Блаем. Это все, что мне известно о бунте на корабле его величества «Баунти».

Суд приступил к вопросам:

— Вы сказали, что Беркитт грязно бранился. Кого именно он осыпал бранью?

Xейворд. По-моему, вообще всех, находившихся на баркасе.

Суд. Сколько вооруженных людей видели вы на борту в день мятежа?

Xейворд. Восемнадцать.

Суд. Слышали ли вы разговор между Кристианом и Байэмом о замене шлюпки на баркас?

Xейворд. Нет.