Оказавшись рядом, Марк прошептал ее имя, и его рука легла на ее прохладное плечо. Она повернулась на спину, скрестив ноги и дыша ровно и глубоко. Марк склонился к ней и увел прочь свистящий шелк простыни. Губы его скользнули по ее груди, и она снова вздрогнула, а Марк засмеялся и уткнулся лицом в ее шею, вдыхая запах ее духов, сладкий и простодушный. Затем он обнял ее, Лина же, подавшись под его тяжестью, протянула руку и с силой сжала в ладони его мужское естество.
Марк отпрянул.
— Что ты делаешь? Кто тебя научил этому?
— Никто, — пробормотала девушка. — Мне показалось, что…
— Не надо… Все должно случиться само собой. Это честнее. Ты вся дрожишь… Ну давай же, оттаивай, оттаивай, девочка…
Теперь он видел ее всю. И запрокинутое лицо с закушенной нижней губой, и каменно отвердевшую маленькую грудь, и плоский нежный живот, подпушенный короткой гривкой лобка, и сильные бедра, и узкие, чуть великоватые ступни.
Он провел горячими жесткими ладонями от ее груди к животу, на миг задержавшись внизу. Рука его скользнула между бедер Лины — осторожно, невыносимо осторожно, словно во сне, но этого она уже не могла вынести.
Мучительно прогнувшись, она коротко и глухо застонала.
— Не думай, только не думай, — настойчиво твердил Марк. Голос его звучал низко и слегка гортанно.
Лина зажала рот ладонью, и Марка охватило такое отчаяние, что на миг он перестал что-либо чувствовать. Губы его коснулись виска девушки, на языке возник вкус горько-соленой влаги, и в ту же секунду он уловил слабое, как удар сердца новорожденного, ответное движение.
И сейчас же все его напряженное тело откликнулось, нащупывая единственный возможный ритм — длинную и спокойную волну.
Лина вдруг изо всех сил уперлась в его грудь, колени ее взлетели, а ступни сплелись за спиной у Марка, и лоно ее растаяло. Он почувствовал ее короткий спазм, сопровождаемый легким вскриком, словно от ожога, и слышал этот вскрик еще дважды, пока не пришел и его черед.
Минуту спустя он лежал обессиленный, пустой и совершенно невесомый у нее в коленях, благодарно вдыхая мускусный запах ее кожи. Лина молчала, и это молчание длилось до тех пор, пока он не понял, что ее по-прежнему не было с ним.
Часть третья
Лина
Марк сказал: «А теперь — сюда», и дверь беззвучно ушла в стену. Лина замерла на пороге. Затем, почувствовав сквозь тонкую замшу прикосновение его крепкой руки к своему локтю, высвободилась и шагнула в комнату.
Она ни о чем не думала, пока они ехали в такси по проспекту. И только после того, как он высадил ее из машины и повел по направлению к дому, Лина узнала и район, и это жилое здание, запомнившееся ей, когда она после школы пыталась поступить в институт кинематографии, срезавшись на первом же туре, именовавшемся собеседованием. В пахнущем прокисшим табаком и мышами коридоре старичок, похожий на чучело колибри, долго объяснял причину ее провала; суть сводилась к тому, что у Лины, безусловно, броская внешность, рост и прочее, неплохой интеллигентный голос, но — так трудно это втолковать вчерашней школьнице — нет внутреннего стержня. Она слишком скованна и контролирует себя настолько, что не дает своему природному темпераменту излиться наружу… Рядом, с насмешливым выражением, слушал мэтра такой же, как она, абитуриент, приехавший из Самары, нервный и прыщеватый.
— Вот трепло, — заметил он, едва старичок, ласково оглянувшись на Лину, исчез в полумраке кинематографического святилища. — Была бы ты дочерью какой-нибудь шишки… Пойдем промочим горло!
— Я не пью, — улыбнулась Лина, глядя на этого оптимиста из провинции.
Но они все-таки на часок осели в скверике. И пока товарищ по несчастью (его звали Слава Брук) накачивался жидким и желтым, как собачья моча, пивом, Лина, вполуха слушая его речи, разглядывала диковинный высотный дом, увязший в сероватой дымке смога. В конце концов молодой человек из Самары надоел ей настолько, что, расплатившись с сонной буфетчицей, она довела его до метро, в недрах которого Слава Брук и сгинул навеки.
ebooksa