— Почему это?
— Первое — тебе гарантирована добровольная явка с повинной. Второе — окажешь помощь следствию, обеспечат лучшего адвоката. Мягкое обращение. Цивильные условия. За все заплатит Жумагалиев. Он максимально тебя выгородит, не получишь большого срока…
— Пой, пой…
— И наконец… — Дана опять погладила девушку по плечу:
— Важно выиграть время. Ему нужно, чтобы ты появилась немедленно. Прямо сейчас.
Понимаешь? Тогда он тебе поможет. А если опоздаешь, он уже ничего не сможет сделать, погибнет, и ты с ним — вы же повязаны…
— Дана, говори толком — зачем ему нужно, чтобы я вышла?
— Лучше тебе этого не знать. Тебя будут расспрашивать, деточка, очень подробно расспрашивать…
— Камера, следствие, вонь… — Муха смотрела в пол остановившимися жесткими глазами. — Потом тюрьма. Нары, тухлое бельишко на веревочках.
Супчик с овсом. В праздники — картошка. Вокруг всякая гниль, бляди, плановые, бакланье… Куда ты меня посылаешь? Сама-то со мной пойдешь?
— Нет.
— Так значит, опять буду отдуваться за всех?
— Послушай еще, — остановила ее гневное движение Дана. — Жумагалиев даст тебе за это двести тысяч долларов. Или это не цена за такой поступок?
Лучше будет, если пропадешь даром? Посмотри на нее! — Дана дернула подбородком приблизительно в ту сторону, где была кровать. — Ей нужны эти деньги! Ей нужна твоя помощь! Она вечно будет тебе благодарна! Ты ей новую жизнь подаришь, а если откажешься — обе пропадете. Сколько у тебя денег?
Муха, неизвестно почему, сказала правду:
— Восемь тысяч…
— Ты смеешься? Даже на лечение ей не хватит! А потом куда она денется? Поедет домой, в Казахстан? К нищим родителям? Туда, где все будут в нее тыкать пальцами — валялась по московским постелям, кололась, сестра у нее по второму разу сидит? Или вам и без того сладко?
— Я, конечно, ее люблю… — сказала Муха, глядя на постель. — Но… Это слишком. Нет, это слишком…
— Значит, не хочешь?
Муха встала, подошла к постели и, взяв Алию за подбородок, повернула лицом к себе. Алия поглядела на нее и заулыбалась.