Разлюбовь, или Злое золото неба

22
18
20
22
24
26
28
30

Я звонил несколько раз доктору Жану, но его мобильный был недоступен. Интересно бы взглянуть на вторую половину послания Бурко. Я не был уверен в адекватности перевода первой части, но хотя бы сопоставить ее со второй. И почему я не отксерил себе штук пять экземпляров послания? Будь у меня письмо, взяв за основу расшифровку первой части, я, наверное, и сам смог бы прочитать вторую.

Мало-помалу все, связанное с «Валдаем», начало отступать на второй план. С подачи Кости через две ночи на третью я охранял автостоянку на Садовом кольце, недалеко от Маяковки. Денежки платили наутро, не ахти какие, но всегда своевременные. Я почти не пил, только пиво время от времени, каждый день часа по два холил и лелеял свою «Ямаху», стоявшую неподалеку в гараже, который сдавал мне грузин Миша; пытался что-то писать, а утро начинал с хорошей пробежки – лес был рядом, и вдоль него любители джоггинга натоптали тропинку. На опушке я как следует разминался, стараясь привести себя в былую форму, и не спеша возвращался домой. В жизни наступило относительное затишье – не затишье ли перед бурей?

Я думал об этом, легкой трусцой поднимаясь в горку, когда меня вызвонил Генка Лунберг, мой бывший соавтор. Я не видел его с того самого разговора в Переделкино на даче у Михайлова, когда он окончательно открыл мне глаза на твои, Анечка, эксклюзивные отношения с «Маздой» красного цвета.

Помнишь наш с тобой сценарий? – спросил он без предисловий, что-то жуя.

– Который, Гена? – Мы состряпали с ним несколько сценариев, и за глаза попробуй определи, какой именно Генка имеет в виду.

– «Море», – уточнил он. – Короче, я его пристроил. С ним запускается режиссер Мыльников. Знаешь такого? Стас Мыльников, «Нику» в том году получил.

– Ну, здо#рово! – сказал я. – Ты молоток, Генка.

– Завтра в десять жду на проходной «Мосфильма», я тебе пропуск закажу. Готовь кошелек под свои пятьдесят процентов.

На другой день я расписался в шести местах и получил кучу денег за сценарий под условным названием «Море дождей и слез». Мы с Генкой написали его за неделю под ящик портвейна, между, помнится, «Прибоем» и «Столкновением в бухте». Признаться, я уж и не надеялся что-то за эту нашу халтуру получить. Но плохо я знал Генку, все-таки пристроил он наше «Море».

Два следующих дня мы с ним пьянствовали, а в понедельник он уехал в Екатеринбург на совещание писателей-фантастов. Он звал и меня с собой: мол, один звонок некоему Скворцову – и меня включат в состав делегации москвичей, но я же не москвич, не писатель и тем более не фантаст.

– Гордец и дурак, – заключил Генка, выслушав мой ответ, замахнул сто пятьдесят на посошок и уехал.

10 мая на Казантипе предполагался сбор группы «Море дождей и слез», моя явка там была обязательна. Это было оговорено в договоре, который я, по правде говоря, и не читал. Генка уехал, а я остался в Москве один на один со своим гонораром. Столько денег сразу у меня еще никогда не было, и вполне возможно, что больше уж и не будет.

Многочисленные дружки-приятели, прослышав про гонорар, звонили и ехали ко мне со всей Москвы, и, вне всяких сомнений, мы прогуляли бы все дотла, если б не Михалыч, сторонник здорового образа жизни. Первые пару-тройку дней он их терпел, а потом стал спускать с лестницы. Несмотря на 68 лет, был он мужиком еще крепким, до сих пор занимался восточными единоборствами, а два раза в неделю ночевал, надо заметить, на стороне, что говорило о его нерастраченном стратегическом потенциале.

Вечером я позвонил Рашиду и сказал, что с железной дороги соскакиваю.

– Смотри сам, – неопределенно ответил он. – Юж вообще-то давно хотел подтянуть своего гонщика.

– Вот и хорошо. Деньги нужны? У меня есть.

– Слышал, – хохотнул Рашид. – Пока не надо.

На той же неделе я расплатился с долгами и бросил сломанный ноутбук в пучину апгрейда – в ремонтную фирму Ильи Савельева «Компьютерная пучина» на Верхней Масловке, где мне поменяли винчестер, расширили память и вообще привели мой «Самсунг» в порядок. Хотя на хрена он мне сдался? Абзацы с места на место переставлять?

Вот так, в одночасье, из нищего маргинала с криминальным уклоном, которого осаждали кредиторы, которого вот-вот должны были выгнать за неуплату из комнаты, которому неделями никто не звонил, который последнее время перебивался черт-те какими заработками, я превратился в сценариста с «Мальборо» в зубах, некоторой суммой американских денег и какими-то неясными надеждами на завтрашний день.

Весна выдалась поздней; в Москве еще лежал снег. В салоне, что у Павелецкого вокзала, мне поставили на «Ямаху» новую заднюю резину, и как-то вечером я совершил променад по МКАД. 65 лошадиных сил рвались из-под меня к туманному горизонту моих неясных надежд, где меня примут, поймут и обнимут. Мотоцикл был в угоне, номера перебиты; новые документы сделали в Приволжске за 300 долларов знакомые пацаны, сделали грамотно, и можно было не бояться за них, но все равно ментовские пикеты я огибал за версту или проходил на такой скорости, какая переводит в область абсурда даже мысль о погоне. Я и глазом моргнуть не успел, как очутился в Бирюлево.