— Кармел была уличная девка.
Учтивая матрона исчезла. Вместо нее перед нами оказалась разъяренная фурия, а это как раз было нам на руку. Заметив, что она старается овладеть собой, я поспешил спросить:
— А где же все это время был Мередит?
Ее ответ был исполнен презрения.
— Ну как вы думаете, где? Развлекался в Париже, пока Мери все улаживала.
— И потом, значит, Кармел устроили к модистке, — вставил я. — А вы все вернулись в Англию?
— Не к модистке, ей нашли место куда лучше, хоть она его вовсе не заслужила. Ее устроили к знаменитому портному.
Памела посмотрела на меня. Судя по ее нахмуренным бровям, мисс Холлоуэй вызывала у нее так же мало симпатии, как и у меня, но она продемонстрировала невероятную способность к дипломатии, которую я за ней не знал.
— Наверно, вернувшись в Англию без Кармел, — проговорила она, — вы наслаждались покоем — вы, Мери и девочка?
— Да.
Наступила пауза. На лице мисс Холлоуэй снова утвердилось спокойное высокомерное выражение; руки, лежавшие на столе, разжались. Когда она опять предалась воспоминаниям, голос ее звучал тише.
— Да, мы наслаждались покоем, наслаждались целых два года. В доме Мери воцарилась атмосфера божественной ясности, мы вместе — она и я — с головой ушли в занятия, изучали детскую психологию и новую систему исцеления. Иногда к нам приезжал отец Мери, правда только тогда, когда мистера Мередита не было дома.
— А он частенько отсутствовал? — спросил я.
— Он ездил за границу.
— В Париж?
— Возможно.
Тогда задала вопрос Памела:
— Мери очень любила дочь?
— Она была преданной матерью.
— А где Стелла спала?